Риту, выкрикнула Елена Артемьевна.
— Гражданин главврач! — зазвенел голос Любови Анто новны.
— Бог с вами, доктор... простите... Не подумал, — оправды вался Игорь Николаевич, отступая к дверям. — Успокойтесь, Любовь Антоновна... Я — пятый год главврачом... Забыл, что
значит этот вопрос...
— Зато они хорошо помнят. Этот вопрос позавчера им за дал мой пациент, полковник Гвоздевский.
22
— Какое недоразумение... Вы прибыли в воскресенье. Я
был за зоной. Завтра все улажу. В больничных корпусах мест
нет. Завтра позвоню Орлову, может быть удастся что-нибудь
выбить. Запирайте покрепче двери. Если ночью постучатся
надзиратели, скажите, что главврач не велел никого впускать.
Я сам поговорю с ними. А сейчас дам команду, чтобы вам
принесли дров. За матрасами сходите сами.
— Я пойду, — вызвалась Рита.
— И я , — подхватила Катя.
— Вот и чудесно. Поскорей выздоравливайте, девушки! И
— в обучение к Любовь Антоновне. Она из вас семь потов выж мет, пока медсестрами сделает. Скучать не даст и ошибок не
простит. Чуть не так — и неуд в зачетки. Я не забыл ваш неуд, профессор.
— Я бы за такую палату и кол не поставила, — отпариро вала Любовь Антоновна, указывая на грязные стены со сле дами подтеков.
— Крышу починим. Стены побелим, девушки нам помо гут. Заглядывайте через недельку, увидите, какой я мастер, — балагурил Игорь Николаевич. — Где думаете отдыхать сегод няшней ночью?
— Если разрешите, Игорь Николаевич, здесь.
— Ваша воля... я в грязь лицом не ударю. Сейчас землянка
на карцер смахивает, а часа через два...
— Если бы нашлось отдельное помещение... — задумчиво
проговорила Любовь Антоновна.
— Найдем.
— Не мне, Игорь Николаевич. Ей, — Любовь Антоновна
указала на Ефросинью.
— Есть запасная комнатушка, туда ее и поместим.
— Прекрасно. Я ночью буду проведывать ее, — пообещала
Любовь Антоновна.
— Мы случайно с вами не коллеги? Простите, как ваше...
— Заключенная Денисова, гражданин главврач.
— Я такой же заключенный, как и вы, а не гражданин
главврач, — вспылил Игорь Николаевич. — Я бывший студент
профессора Ивлевой. Скверный студент, нерадивый. Вы не
доверяете мне. Я живу за зоной, без конвоя. Я слышал, как
вас приняли на вахте. А что я могу сделать? Простите, сейчас
23
не время для объяснений. Познакомимся поближе и... Пошли
за матрасами, девушки.
— Тебе не стыдно, Катя, за доктора? — спросила Рита.
Они шли позади Игоря Николаевича. Он о чем-то оживленно
беседовал с Любовью Антоновной.
— Стыдно, Рита. Я обозлившись на всех. Не верю никому.
— А я верю Любовь Антоновне.
— Эх, Ритка! Что как с мое пробудешь тут, матери родной
не поверишь... Попрошу прощения у нее. Простит?
— Она все-все знает. Даже, что думаем мы с тобой. Я в
мыслях тоже... ей открою... Что плохо думала.
— Она, видать, на воле знала этого главврача. Чудной он.
Я в лагерях таких не видела. Ему власть большую дали. Я
второй раз в больнице лежу. Заключенных докторов никто во
внимание не берет. Скажет что поперек — и на общие работы.
Этот пришел и как начальник командует. Почему бы это? — вслух рассуждала Катя.
Поздно вечером, когда на вахте пробили отбой, в дверь
землянки кто-то осторожно тихо постучался. Елена Артемьевна
с сожалением оторвала взгляд от печки, в ней весело потрески вал огонь, и, машинально одернув платье, подошла к окну.
«Любовь Антоновна... Так поздно... Не боится ходить после
отбоя», — удивилась Елена Артемьевна.
— Спят они? — шепотом спросила Любовь Антоновна, при саживаясь на охапку дров.
— Спят. Что ж вы так поздно?
— Y Ефросиньи задержалась. Скоро уйдет она... туда, «где
нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий, но жизнь беско нечная»... Ее похоронят без церковных обрядов. Даже могиль ного холмика не останется от нее... Какая для нее трагедия
умереть так... без попа, без пения... Мертвым все равно... Но
она живая и знает, как ее схоронят... Спасти ее невозможно.
Игорь Николаевич хотел ей ампутировать руку, я отсоветовала: лишнее мучение. Он опытный хирург.
— Вы давно его знаете?
— Семнадцать лет. Он тут имеет огромное, я бы сказала
фантастическое, влияние. На моих глазах распекал начальника
больницы за то, что он так обошелся с вами. Они его все
боятся... А вот почему — не знаю. Хороший он был юноша.
24
Крикливый немного, вздорный, но простой. Обещал, что со
мной ничего не случится, если даже Гвоздевский умрет. Свя тая простота! Неужели послушают какого-то заключенного вра ча, будь он дважды гением и трижды Гиппократом. В BYPe свободное место найдут и ему. Но самое странное, что он
говорит уверенно. Не пойму, чего тут больше — хвастовства
или...
— А вдруг?..
— Тогда — чудо или... подлость. В чудо не верю, от подле ца помощи не приму.
— Какая подлость?
— Он может вступиться за меня, если за его спиной стоит
управление лагерей. Даже если он мне окажет помощь беско рыстно, а человек, связанный с лагерной администрацией, бес корыстно не ступит и шагу, я такой помощи не приму. Мне
кажется, мое опасение напрасно. Он от чистого сердца, с
лучшими намерениями успокаивает меня.
— А его положение?
— Я спросила его об этом.
— И он?..
— Смутился и пообещал на досуге «открыть секрет» — так он шутливо высказался.
— Мы уже ощутили его заботу. Нам принесли почти но вые матрасы, соломенные подушки, одеяла и даже простыни.
Такой роскоши я не ожидала. Три охапки дров, по полной
миске супа и... ложки... Я ужинала как истый сибарит. Девоч ки наелись, уснули. А я сижу, топлю печку.
— Y меня к вам неприятное дело, Елена Артемьевна. Се годня начальник больницы не хотел вас принимать. Он, навер но, ждал взятку от капитана. Я пообещала отдать ему ваше
кольцо.
— О чем вы говорите, Любовь Антоновна. Для меня оно
потеряно. Отдали — и на душе легче.
— Не успела я. Когда возвращалась с вахты, меня встре тил Игорь Николаевич. Он сразу узнал меня. Я не ожидала
такой встречи. Обнял и чуть не плачет. Y него хорошая зри тельная память. В первую минуту я не могла понять, в чем
дело. Подумала, очередная шутка пьяного или обкурившегося
начальства, они тут от скуки зачастую курят анапгу. Но он
25
припомнил кой-какие детали семнадцатилетней давности, и мне
пришлось поверить, что передо мной Игорь. Мы с ним пошли
к вам, потом я была занята с Ефросиньей. Кольцо пока у меня.
Я чувствую, что если скажу Игорю, он уладит с начальником
по-другому, без кольца. Но удобно ли это?
— Оно мне не нужно. Вы лучше объясните вчерашнее.
— Проще колумбова яйца. Я приняла какое-то посильное
участие, чтобы нас привезли сюда. На мне полковник Гвоздевский. Умрет он — репрессии обрушатся на меня, не оставят
в покое и вас. Мне практически ничего не сделают, разве что
облегчат переход из одной...
— Не повторяйте слов Гвоздевского, — вздрогнув от отвра щения, попросила Елена Артемьевна.
— Извините... Могли погибнуть молодые девушки. Мне жаль
Риту. Она сирота. Варварский самосуд... глубинка... Она очень
тяжело пережила смерть Ани. Я сама плакала, как последняя
девчонка, а ведь они с Аней дружили... и такая смерть...
Представьте себе Риту в БУРе: воровки, лесбиянки и веревка...
То же самое ждало бы и Лиду... А Катя?.. А вы? Я дала себе
слово спасти всех. Сегодня чуть все не сорвалось. Я не ожи дала, что за сутки с небольшим вас успеют привезти сюда.
Вдруг входят капитан и начальник больницы. Мне хотелось
побыть одной. Гвоздевский измучил меня своими слезами...
Трус и неженка. Он спал. Капитан хотел разбудить его — я не
разрешила. Капитан стал говорить, что привезли вас. Я сообра зила, что разбудить молено с помощью инъекции и заставила