она нужна. Фраера бздят, что проиграют их, и воровскую
игрушку дежурникам закладывают. А кому они нужны?! Сук
и то не проигрывают. Бесплатно ему колун на череп и чихты.
Или пульнут доходяге бацил и горбылей, а он суку сделает.
Так и меня скоро сработают... Хорошо жить в законе... Две
бумаги, две бумаги... Как я их залудил! Волк и Малина с на чальником трекают... Он им доверяет... А мне? Похмелиться
дадут, как подлятине последней, — и хорош. Малину наряди-лом оставят, Волка — комендантом, а меня — шерстеркой в ко мендантский взвод... Шутильник в грабки и мути фраеров, пока
не обхезаются... Водяру — Волку, а горбыли — мне... Хлебальник мой начальнику не нравится! «Шелапутный ты, Чума!» Что
я им, всю жизнь на подхвате буду? Похмелиться даже не дал
Волчара... Стой на атасе, тормози мусора... Горение — я на от216
мазке, а масть пойдет — мне водяры полбанки, а Волку — ко менданта. Нет справедливости! Y сук кого начальничек закно-кает, тот и центровой. Ништяк, Волк, я тебя еще обхезаю перед
хозяином... заделаю тебе козью морду... Рвет кто-то к восьмому...
Дешевка! Лезет на чердак... Притырить ее? А на хрена! Волк
погорит — я комендантом заделаюсь. Атас подам для отмазки
— и рвану. Начальничек с Волком потолкует... — Чума зло радно улыбнулся и закричал:
— Когти! Когти! — «Меня по делу не возьмут... Вынюхивай
свое бздо, Волк, а я отвалю». — Чума пустился наутек, не зная, что случилось на чердаке и кто так безбоязненно и решительно
карабкается по скобам наверх.
Уже схватившись за костыль, вбитый вчера руками Волка
в стену восьмого корпуса, Рита услыхала сзади себя громкий
крик: «Когти! Когти!» Рита замерла. Острый страх сковал ее
тело. Кто кричит? какие когти? Предупреждают об мне... На
чердаке кто-то есть... Говорят... Слов не разберешь... «Горение»
— донеслось до слуха Риты. Убегают... А может обманывают?
Их двое... Убьют... Побежать к Игорю? Он все может. Он боль шой, сильный... его боятся... Спрыгнуть? Тут невысоко... А Кла ва? Может ее не тронут? Игорь быстро прибежит. «Узел на за тылке, Клавке чихты». Повесили... Некогда бежать... Пусть и
меня... Пусть и меня! Вот и чердак. Рита оглянулась. Темно.
Никого не видно.
— Клава! — позвала Рита. Ни звука. — Клава!
Где же она? Может, унесли ее с собой? Кто-то застонал...
Наверно она.
— Клава!
И снова стон, болезненный и негромкий. Рита наощупь по шла по чердаку. Лунный свет не заглядывал в его темные за коулки. Она споткнулась об кого-то и, присев рядом с неиз вестным, потрогала его руками. Дышит... Мужчина... Почему ж
они говорили о Клаве? Ой, что это? Фонарик! Как у Игоря Ни колаевича. Нажмешь, он загорится. Где нажать? Здесь, ка жется? Рита большим пальцем прижала кнопку фонаря. Свет
вспыхнул и тут ж е погас, но Рита успела узнать Степана. Седугин... Где ж е Клава? Почему потух фонарь. А-а-а... Его надо
нажимать все время. Рита судорожно сжимала и разжимала
пальцы. Сноп света вырвал из темноты опрокинутый кем-то
217
чурбан и ноги. Ступни повешенной не доставали до пола больше
чем на полметра. Знакомое Клавино платье... И лицо... поси невшее, неподвижное, мертвое...
— Клава-а-а! — Рите казалось, будто она кричит так гром ко, что ее услышат даже в зоне, но из перехваченного ужасом
и отчаянием горла вырвался стон и замер. Рита обхватила Кла
вины ноги и с силой, которая еще ни разу не просыпалась в
ней, подняла Клаву над собой. Фонарь упал на землю, да и
сейчас он был не нужен. Ножик бы... перерезать веревку...
— Степан! Помоги! — теперь голос Риты прозвучал пронзи тельно и громко. — Степан! Ножик! Клава... — изнемогая и за дыхаясь, Рита не выпускала из рук тело повешенной. Поднять
тело за ноги и держать его над собой — на это навряд ли хва тит сил далее у здорового крепкого мужчины. Руки Риты зако стенели.
— Степан! — ни на что не надеясь, еще раз крикнула Рита.
— Клавка! — «Степан... очнулся...»
— Да помоги же!
— Держи ее... держи ее... Я сейчас...
— Тут чурбан, — подсказала Рита. — Поставь на попа...
Петлю... Петлю снимай!
— Ножик бы, — прохрипел Степан. — Туго затянута...
зубами перегрызу. Выше... Чуток выше подними... Спускай...
Снял петлю... Посмотреть бы... Жива может? К свету понесем.
Рита притронулась к холодным щекам Клавы и задрожала
всем телом. К Любовь Антоновне! Она спасет! Она...
— Постереги ее, — выдохнула Рита и побежала к выходу.
— Ты куда? — крикнул Степан, но Рита ему не ответила.
Скорей! Скорей! Лишь бы успеть... Сказать им... Где они?
Наверно у себя... Разговаривают... Клава... Кто же тебя? Сте пан? Нет... Его самого кто-то ударил. Клавочка! Ты жива? Жи ва? — Рита ворвалась в кабинет Игоря Николаевича. Не за метив Тимофея Егоровича, он шел ей навстречу, она подбе жала к Любови Антоновне. На нее сердито крикнул Игорь Ни колаевич, но она, не расслышав и не поняв его слов, только
и сумела сказать одно имя: «Клава». К ней подошла Любовь
Антоновна, спросила ее, но слова доктора утонули в глубине
парализованной ужасом души. Рита видела только Клаву. Кла ва. На чердаке восьмого. Любовь Антоновна говорит, а Рите
218
кажется, что она беззвучно шевелит губами. Она видела мер твое лицо и застывшие открытые глаза Клавы. На что они по хожи? На что? На что? На темные пятна, омрачившие лицо
безжизненной далекой луны. Клава и луна... Рассказать? Кри кнуть?
— Клава... на чердаке... восьмого... корпуса... — Рита хотела
сказать «повесилась», но это слово, страшное в своей обна женной правде, неотвратное и жестокое, захлестнуло ее, как
петля, отняло силу, утопило волю в волнах страха, жалости и
бессильного гнева. Ей захотелось присесть, чтоб хоть на одну
минуту отдохнуть от нахлынувших горя и ужаса, но в глазах
заплясали круги, и Рита, пошатнувшись, упала на пол. Она чув ствовала, как Любовь Антоновна укладывала ее на топчан, хотела ей что-то сказать, а вот что — забыла, и погрузилась
в глубокий сон.
Игорь Николаевич подбежал к восьмому корпусу. Скобы...
их вчера не было... Заранее приготовили... Почему же Клаву?
Мстят за Горячего?
— Тут есть кто-нибудь? — спросил Игорь Николаевич, оглядывая чердак. Фонарь не захватил... поторопился... при таились. — Клава, отвечай! — Молчание. Игорь Николаевич
замер. Сзади послышался шорох. На голос идут... Подпущу
ближе... Кажется, один... Не метнул бы в спину нож... Про махнется в темноте... Не промахнется... они умеют... Спокойно...
Главное, не двигаться. — Игорь Николаевич затаил дыхание.
Ближе...
Умело
крадется...
Пора!
—
Игорь
Николаевич
стремительно метнулся в сторону. Он ожидал, что сейчас про свистит нож. Помедлив ничтожную долю секунды, он круто
повернулся лицом к тому, кто бесшумно крался по чердаку.
— Игорь! — услышал он сдавленный крик, яростный и
злобный. Большое и сильное тело рванулось к Игорю Нико лаевичу. Цепкие пальцы схватили его за горло. Игорь Нико лаевич, изловчившись, ударил невидимого в темноте про тивника коленом в пах, но пальцы нападающего давили горло
с неослабевающей силой. Игорь Николаевич пошатнулся и
упал на пол, увлекая за собой того, кто мертвой хваткой вце пился в его горло. В последнюю минуту, уже лежа на спине, Игорь Николаевич поднял отяжелевшую руку и двумя паль цами, указательным и средним, ткнул в глазные яблоки врага.
219
— Осле-е-е-п! — «Седугин...» Пальцы Степана ослабли.
Игорь Николаевич вскочил на ноги. — Убью-у-у! — заорал
Степан, но Игорь Николаевич ударом кулака отбросил его от
себя.
— Очнись, Седугин! Встань!
— Убийца! — хрипел обезумевший Степан, с трудом под нимаясь с пола. Какое-то мгновенье он стоял неподвижно. И...