— Он же в третьем, — Илюша отрицательно махнул голо вой. Андрей не решился спросить, где же Игорь Николаевич
и почему он срочно вызывает к себе. В шестом корпусе,
255
возле дверей, их встретил санитар из третьего корпуса. Оглядев
пришедших, он завел их в небольшую комнату. Y окна на
длинной скамейке сидел Игорь Николаевич. По правую руку
от него — Любовь Антоновна, по левую — Тимофей Егорович, а по бокам человек семь знакомых Андрею санитаров. Все они, как по команде, повернули головы в сторону Илюши и Андрея.
Один из них, высокий, худой, с редкими кустиками седых
волос на голове, взглянув на Андрея, пожевал губами и не то
одобрительно, не то осуждающе крякнул и что-то сказал на
ухо своему соседу справа. Игорь Николаевич заговорил, не
вставая со скамьи.
— Сегодня ночью уходит этап в глубинку. Меня вызывают
за зону. Отказаться от вызова я не могу. Вернусь завтра часов
в десять утра, возможно и раньше. Я подготовил к выписке
пятнадцать человек. Но мне стало известно, что на этап пойдут
другие люди. Кто — называть не буду. Каждый из вас, выйдя
отсюда, пойдет туда, куда я скажу. Илюша и Андрей — в зем лянку, Тимофей Егорович — в девятый корпус, вы, Игнатий
Филимонович, — Игорь Николаевич посмотрел на высокого
худого старика, — и Любовь Антоновна останетесь в моем
кабинете, остальные знают, куда идти.
— Мое место в землянке, — отрезала Любовь Антоновна.
— Прежде всего придут в землянку. Это самое опасное
место, — возразил Игорь Николаевич.
— Не более опасное, чем ваш кабинет. Игнатий Филимо нович болен. Ему необходимо обеспечить покой.
— Y меня нет времени спорить с вами, профессод. Скажу
одно — я не хочу напрасных жертв. Возможно, все обойдется
благополучно, но ручаться трудно.
— Во сколько пойдет этап? — спросил Игнатий Филимо нович.
— Из зоны выведут примерно часа в три. Поезд остано вится в двух километрах от больницы, часов около пяти утра.
Заключенных поведут пешком. В ночное время не исключены
несчастные случаи, вплоть до стрельбы при попытке к побегу. В
темноте легко промахнуться и застрелить тех, кто и не пытал ся бежать. Запланировано восемь попыток к побегу. Но в тем ноте конвой переусердствует. Никто из вас не должен согла шаться ночыо идти на этап. Надзирателям отвечайте одно:
256
«Главврач не выписал и без него не пойдем». Попытаются взять
силой — действуйте смотря по обстоятельствам. Тяните время, притворно соглашайтесь, поддакивайте, но не выходите. В зоне
у надзирателей нет оружия. Значит, стрельба исключена. В
самом крайнем случае на силу отвечайте силой. Ножи, топо ры, доски и кирпичи в ход не пускать. Драться только кулака ми. Но помните, тот, кто сегодня поднимет руку на охрану, — в лучшем случае двадцать лет, в худшем — самоубийство
в карцере или убийство при попытке к побегу. Y тебя, Андрей, три года и ты подумай...
— Я буду с Ритой! До утра!
— Остальные болынесрочники. В крайнем случае придется
прибегнуть еще к одной мере, но, к сожалению, выполнить ее
почти невозможно.
— Объясните, Игорь Николаевич, может мы и сумеем, — проговорил Илюша.
— Подъем, — коротко пояснил Игорь Николаевич.
— Какой подъем? — не понял Андрей.
— Если дежурные пойдут на все, ударить подъем. Ночью
тихо. Звон услышат далеко за зоной. Часовые всполошатся и, не поняв, в чем дело, откроют с вышек огонь. Тогда, что бы
это мне ни стоило, я вернусь в зону. Y меня будет законный
предлог. Я как главврач должен знать причину тревоги.
— Я дам подъем.
— Ты, Петров?
— Да, я.
— Никто из вас этого сделать не сможет. За вами следят.
Вам не удастся незаметно пройти к вахте. А тебе, Петров, из
землянки не дадут выйти. Нужен человек, которого не знают
дежурные и, самое главное, не подозревают ни в чем. Всех, с кем я сейчас разговариваю, охрана знает наперечет.
— Есть такой человек! — все посмотрели на Андрея, а он, немного помолчав, продолжал. — На него дежурные ничего не
подумают.
— Он надежный?
— Ручаюсь, Игорь Николаевич. Я с ним вместе был в
армии.
257
— Долгосрочник?
— Y него пять лет.
— Исключено. Я не имею права рисковать жизнью чело века.
— Y меня тоже три года.
— Я не хотел приглашать тебя.
— И я была против. Я считаю... — но Андрей, не дослушав, перебил Любовь Антоновну.
— Я бы и сам пришел.
— Ты бы мог и не узнать.
— Скрыли бы от меня, я вам спасибо бы не сказал. Над
Ритой издеваться будут, а я спрячусь? — Андрей гневно взгля нул на Любовь Антоновну.
— Кого же ты предлагаешь?
— Митю.
— Шигидина?!
— Да. Его считают сумасшедшим и на него никто не по думает.
— Шигидина могут убить возле вахты.
— Я скажу ему об этом.
— Или в карцере.
— И об этом скажу.
— И он согласится?
— Митя сам сказал: «И тут повоюем напослед». Он на
глазах у немцев стащил языка. Илюша поможет ему, если Митя
не сумеет прорваться к вахте. На минуту на две задержит над зирателей, пока Митя будет бить подъем. В землянке я справ люсь один. Дверь там низкая, чтобы войти, надо пригнуться.
На окнах решетки, задняя стена в земле. Тайком не подойдут
ниоткуда. Я встану в дверях. Двое дежурных сразу не сунутся, а с одним я справлюсь.
— Ты знаешь, что тебя ждет за это? — Игорь Николаевич
тоскливо вздохнул.
— Спасибо, что позвали меня, Игорь Николаевич. За Митю
не беспокойтесь. Он сделает все. Только скажите через Любовь
Антоновну, что я не сам надумал прийти ночью в землянку.
Стыдно как-то. — Андрей покраснел.
258
— В землянку ты придешь не один, — успокоил Игорь
Николаевич Андрея, — с тобой пойдет Любовь Антоновна и все
объяснит. Если паче чаяния что-нибудь произойдет, как ты су меешь связаться с Шигидиным?
— Я договорюсь с ним.
— А все-таки? — Игорь Николаевич вопросительно посмот рел на Андрея.
— Когда дежурные начнут рваться, я открою дверь, возь му что-нибудь в руки и встану на пороге.
— Никакого оружия.
— Ладно. Встану с пустыми руками.
— И потом?
— Закричу. Митя знает мой голос.
— Он может не услышать, — усомнился Игорь Нико лаевич.
— Y меня сильный голос. Митя обязательно услышит. На
фронте во время артподготовки я закричал, и то Митя расслы шал мои слова. Я договорюсь с ним, что крикнуть. Об этом
можете не беспокоиться. И еще я скажу Мите, чтоб сегодня
с вечера он побродил по зоне на глазах у дежурных и снова
притворился больным. К сумасшедшему они не подойдут. Уви дят его возле вахты и тогда ничего не заподозрят. Илюша нач нет скандалить с надзирателями, в крайнем случае, подерется
с ними, а драться он умеет.
— Этого у него не отнимешь, — согласился Игорь Нико лаевич.
— Разрешите мне ночью быть в пересыльном бараке, — попросил Илюша.
— Зачем?
— Я буду ближе к вахте. В пересыльном у меня есть друг.
— Еще одного человека? Слуга покорный, — запротесто вал Игорь Николаевич.
— Он болынесрочник. К двадцати пяти годам ему ничего
не добавят.
— Ты ручаешься за него?
— Ручаюсь.
— Кто такой?
— Вы его знаете. Он два месяца лежал в девятом корпусе.
Асан Аметов.
259
— Крымский татарин? Трудный вопрос. Их, как я слышал, выгнали из Крыма. Не пощадили детей и женщин. Виноваты ми объявили всех, и тех, кто родился сегодня, и тех, кто по явится на свет через год. Крымские татары, это вполне естест венно, обозлены на русских. Придет время и они поймут, что
их изгнали не русские или украинцы... Время... время... Но
пока оно не пришло. А действовать надо сегодня. Для Асана