позвоню — лейтенанта посылайте.
— Пособлю им, — проворчала тетя Оля, поворачиваясь
спиной к Орлову.
— Не подведете?
— Слово мое крепко. Я не ваш сексот, — бурча что-то под
нос, тетя Оля пошла в свою комнату. Орлов вернулся к Осо кину.
— Теперь нас никто не потревожит, — заговорил хозяин, с удобством усаживаясь в кресло. — Не желаешь ли коньячку, Герасим Петрович?
— Глоточек можно.
— Великолепная штука. Армянский! Один я не пью. А в
такой поздний час кто ко мне наведается? — Орлов бросил
беглый взгляд на пустой стол. Бутылку и посуду он предусмо трительно спрятал и ничто не указывало на то, что за не сколько минут до прихода Осокина хозяин выпивал с Зото вым. — И лимончик найдется. Сами почистим, по-холостяцки.
Люблю я эти бокалы. Старинная работа, — говорил Орлов, ловко и сноровисто разрезая очищенный лимон тоненькими
дольками. Осокин, словно невзначай, взглянул в пепельницу.
Его внимание привлекли три окурка. Он хорошо изучил при вычки хозяина. Орлов обычно выкуривал чуть больше поло вины папиросы, а эти окурки кто-то, конечно же, не генерал, искурил до самых мундштуков. Обслюнявленные мундштуки, а хозяин не любил мусолить папиросы во рту, не оставляли
сомнений, что недавно у Орлова сидел поздний гость. Мунд штуки «Казбека» даже на взгляд казались мокрыми. Несомнен но, гость сидел за этим столом и, судя по количеству окурков, больше часа. Хозяин поймал взгляд полковника. «Первый блин
комом... Как же я не догадался убрать пепельницу», — с до садой рассуждал Орлов, разливая коньяк.
— Выпьем за нашу плодотворную совместную службу, — напыщенно провозгласил Орлов. — И за дружбу! За мужскую
настоящую дружбу!
— За дружбу с удовольствием, — согласился Осокин. При губив коньяк, он поставил бокал на место.
— Э-э-э! Так не годится, Герасим Петрович, — энергично
запротестовал Орлов. — На Руси за дружбу до дна пьют. Не
300
оставляй в чаше зла на хозяина. Вот как учили наши предки.
— Так было в старину, — засмеялся Осокин. — А по пра вилам хорошего тона коньяк из бокалов не пьют.
— Что нам эти правила! Мы с тобой воспитывались не в
институте благородных девиц. Оба — чистокровные пролета рии. Пей до дна — и вся тут правда.
— Тогда уж и вы со мной за компанию осушите свой бо кальчик. По русскому обычаю хозяин первый пьет, чтобы
гость не сомневался.
— С превеликим удовольствием, Герасим Петрович! — Орлов чокнулся с Осокиным и залпом выпил свой бокал. Пол ковник неохотно последовал его примеру.
— Хороший коньяк, Леонид Фадеевич. Прямо огонь по
жилам побежал.
— Вы лимончиком закусывайте. Две дольки пососешь — и трезвый как стеклышко.
— Спасибо, Леонид Фадеевич. Но делу время, а потехе — час. Вы упомянули о звонке ОТТУДА. — Осокин многозначи тельно указал пальцем на потолок.
— Все обсудим, Герасим Петрович. До утра у нас время
еще есть. Пока пригубим по второму бокальчику. — «Полковник
не умеет пить. От коньяка его развезет. Проклятые почки! Как
бы они о себе знать не дали... Голова у меня ясная. Выпьем еще, я объясню ему тайну пепельницы».
Спаивает, хитрец! Знает, подлец, что после второго бокала
я буду не в форме. Отказаться? Заподозрит. Он и бутылку ко ньяка проглотит не поморщившись. А я не научился пить не
пьянея... недостаток мой... — сокрушался Осокин, не решаясь
поставить бокал на стол.
— Я бы с удовольствием, Леонид Фадеевич. В таком при ятном обществе не грех и лишние сто грамм выпить. Но желу док у меня... Врачи подозревают язву.
— Вы меньше их слушайте! Следовать их советам, так и
дышать тоже вредно. Вздохнул раз — и сотни тысяч злодейских
микробов в организм ввел. А вот мы с вами дышим и ничего, живем. У вас желудок, у меня почки. Выпьем за их здоровье и
благополучие, — Орлов игриво усмехнулся и, не спуская глаз
с Осокина, осушил свой бокал. Полковник поморщился, но
выпил.
301
— Вот и хорошо. Мысль ясна. Сердце работает как новень кий мотор. Тело бодрое. Так легче и о деле поговорить. Я не
хотел вам сообщать подробности по телефону... Но... ко мне не
звонили.
— Зачем ж е вы меня вызвали? — насторожился Осокин.
— Специальный курьер ОТТУДА был.
— Где ж е он?
— Я не имею права расспрашивать, куда он уходит. Мы с
ним разговаривали больше часа.
— Если это тайна...
— Какие могут быть секреты от начальника секретной
части!
— Касается меня?
— К сожалению, тебя, Герасим Петрович. Посторонним
лицам стал известен мой шифр. Не худо бы вместе обсудить, каким путем просочились эти сведения.
— Я бы сам хотел поговорить с курьером. — «Продали...
Кто же? Зотов? Не успел бы добраться... да и не посмеет...»
— Я сам просил его зайти к вам. Но... — Орлов развел
руками. — Он не нашел нужным выполнить мою просьбу. Я
не смею приказывать людям ОТТУДА, даже если он в чине
лейтенанта. Но если бы только мой шифр! А то... Страшно даже
подумать!.. Его! — На слове «его» Орлов сделал многозначи тельное ударение.
— Чудовищно! Невероятно! — обескураженно воскликнул
Осокин, решительно отодвигая пустой бокал.
— Утечка секретной информации всем нам грозит больши ми неприятностями. Но в первую очередь вам, полковник Осо кин! Выпейте. Это вас приободрит. Так сказать, поднимет то нус.
— Не буду.
— Вольному воля.
— Разрешите удалиться, товарищ генерал-майор. Я немед ленно начну расследование.
— Поздно, полковник.
— Как... поздно?! — Осокин со страхом и тревогой взглянул
на Орлова. Мысли путались после выпитого коньяка. Он не мог
собрать их воедино, сосредоточиться, именно сейчас, в самый
опасный момент.
302
— Ночь. Темно, — пояснил Орлов. — За такую ответствен ную работу лучше всего браться со свежей головой.
— Ради выяснения истины я готов...
— Ни к чему вы не готовы, гражданин Осокин.
— Как прикажете понимать ваше обращение ко мне? По чему «гражданин Осокин», а не товарищ полковник?
— Вы опоздали, гражданин Осокин. Вчера вы были для
меня уважаемый товарищ, собрат по оружию, с которым мы
вместе шли к одной светлой цели, а сегодня...
— Я требую объяснений!
— Не вам их требовать! Вам разрешено просить. Или воз вращайтесь пока домой. Я не смею вас дольше задерживать.
Передайте привет супруге. И не забудьте напомнить ей, чтоб
она собрала вам необходимые вещи. Я полагаю, что в первые
дни следствия вам, учитывая ваши прежние заслуги, разрешат
поселиться в одиночной камере с относительными удобствами.
Погиб! — в ужасе подумал Осокин. — Может быть, оче редная провокация? Следовало отказаться от коньяка... А вдруг
он подсыпал в него? Он пил сам... В своем доме не посмеет.
Хозяин — не майор, а я — не Гвоздевский. Глупости! Ну как
лучше всего говорить? Возмущаться? Попытаться свести к
шуткам? Молчать? Встать и оскорбленно уйти. Уйти, ничего не
узнав? Курьер... Маловероятно... Не сидит ли кто в соседней
комнате? Может, подслушивают? В прошлом году сигнализа цию у хозяина устанавливал мой человек. Из других комнат
ничего не услышишь. Лучше всего...
— Вы, конечно, шутите, товарищ генерал-майор. И все ж е
я считаю своим долгом предупредить вас о неуместности подоб ных шуток. Если они повторятся...
— А если вы в таком тоне скажете еще одно слово, я вы шибу вас за дверь.
— Зачем же так сразу? Между друзьями возможны раз молвки, но эксцессы... Я не ожидал от вас. Вы человек воспи танный.
— Я вас позвал не для разговора о воспитании. Когда в
последний раз вы были в больнице?
— В какой больнице? — Осокин сделал недоумевающее
лицо. «Продал Зотов? Или донесли сексоты Орлова?»