КЛ/17. Да знаете ли вы, кто он такой?!
— Там сидят не глупцы. Никто не поверит...
— Положим, так. Но могут рассудить иначе. Я или вы
играем против самого министра. Если министр так истолкует
ваш донос, то неужели вы думаете, что вместе с моей головой
не полетела бы и ваша? Но теперь полностью доказано, что
виновны вы. Зотову и Дашкову отступать некуда. Вас не по щадят. Ваши прошлые заслуги — плевок. Какими же доказа тельствами располагали вы против меня? Сожительница вора и
лесбиянка Русакова — чрезвычайно ценная свидетельница.
Мертвая Безыконникова и безвременно почивший Седугин — это ли не грозные обвинители?! Я не узнаю вас, Осокин. Как
вы могли связаться с такой мишурой?! В худшем случае с до носом Безыкопниковой следовало действовать самому.
— Не мог, Леонид Фадеевич. Вы разрешите вас так назы вать?
— Разрешаю.
— Если бы обо всем донес я сам... Вас в последнюю минуту
могли бы предупредить, и с Игорем случилось бы прискорбное
недоразумение, как вчера... Главного свидетеля обвинения нет.
На эту шваль и мерзость, вроде Безыконниковой, никто не
обратит внимания. И Агапов, заметая следы, выдаст меня вам.
Другое дело сигнал от заключенного. Успели мы допросить
Игоря — ваша карта бита, не успели — у вас нет никаких до казательств против меня. Покойные Русакова и Безыконникова
и ныне живущая Васильева почили бы в Бозе. Майор Зотов был
бы вынужден молчать. Фактов против меня никаких, и я с
похвальной характеристикой, подписанной вами, перешел бы
312
работать в другое управление лагеря. Вы, возможно, догада лись бы, что это моих рук дело, но не пойман — не вор, а за
клевету на сослуживца по головке не погладят.
— И с такой мизерной сволочью как Безыконникова вы
вступили в игру?
— Кто не рискует...
— Как говорят воры, кто рано встал, у того и сапоги?
— Хотя бы и так.
— Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом де ле. Я сам иногда прикидываюсь дурачком из сказки, но не со
всеми и не всегда. С Безыконниковой собственную игру мог
начать майор Зотов, но не вы. За вашей спиной Агапов. Честно
выкладывайте козыри на стол.
— Где гарантии?
— Наш общий интерес.
— Разъясните.
— Допустил!, я выдам вас. А зачел!? Даром чирей не вско чит. А я уж тем более даром делать ничего не буду. Похож я на
филантропа?
— Маловато.
— А на фанатика, готового в огонь и в воду?
— Совсем нет.
— Так какого же дьявола я вас выдал!? Вас арестуют, а что
получу за это я? Смертельную ненависть Агапова и... конец ка рьере. Он и так ненавидит меня, а после случая с валш — съест.
В лучшел! случае не повысят в звании еще пять лет. И не ви дать мне лтинистерства до полной пенсии. Мне надоело тянуть
лял!ку в таких вонючих дырках, как наша. Я хочу в центр, а
скандалистов туда не берут. Выгодно б было вас продать, я бы
вас продал, полковник. И опасался бы только одного, как бы не
продешевить. Не выгодно мне ваше устранение — значит волос
не упадет с вашей головы.
— Слово даете?
— Зачем шутить, Герасим Петрович? Кто из нас верит все рьез слову сослуживца? За гривенник наше честное слово не
купят, на помойку выброси — мусорщики не возыиут. Слово у
меня одно — не продам, потому что невыгодно.
— Какая же лше выгода отдавать вам документы?
313
— Прямая. Есть у вас камень за пазухой, не обессудьте — ударю первый. Отдали его, пусть лежит, пока у вас руки заче шутся. Игоря в живых нет, равно как и у вас нет неопровержи мых доказательств.
— А если есть?
— Вы бы давно пустили их в ход. Откажетесь — ваше дело.
Утром я свяжусь с центром. Мне — неприятности, вам — петля.
— Зачем ж е я вам отдам последнее оружие? Не попытае тесь ли вы им воспользоваться?
— То же самое я могу спросить и вас. Датированные доку менты живут недолго. Если я их сейчас не предам гласности, то через год или раньше не простят, что я их не использовал
вовремя. Ваши же бумаги будут в цене и через многие годы.
Пустив их в ход, вы не уберете меня, но запачкаете. Невесело
ожидать удара, зная, что нечем ответить. Пустые руки хуже
копья Дон Кихота. А рыцари печального образа нынче не в
моде. Разговор затянулся, полковник. Или выкладывайте все, что имеете, или....
— Кто поручится, что, отдав вам все, я не подвергнусь на падению... бандитов?
— Не пойте Лазаря. Несчастный случай с Зотовым — одно, а с вами или со мной — другое. Каждый из нас в тайнике дер жит все компрометирующие материалы против того, кому вы годна моя или ваша смерть. Случилось что со мной, эти мате риалы перекочуют в центр. Также поступите и вы.
— Какая польза мертвому, что убийца поплатится своей
жизнью?
— Не кривляйтесь, как сексот. Пользы никакой. Но это
служит гарантией, что мы не перегрызем друг другу глотки.
Убийца, будь он кто угодно, крепко подумает, стоит ли убивать, если он заранее уверен в наказании. Если ты весь мир за воюешь, а жизнь потеряешь, нужен ли тебе, мертвому, мир? И
нужно ли мстить, если получишь за это пулю в лоб? Мы, лю ди деловые, трезвые, убираем с дороги только тогда, когда нам
выгодно. Вы отдадите документы и мы с вами будем одинако во опасаться друг друга. Я — чтоб вы меня не запачкали, вы — чтоб я на вас не донес. Сейчас выиграю я. Через некоторое
время вы навредите мне. И вполне естественно, что я хочу себя
обезопасить. Вам ждать можно, а мне нет. Или я начинаю игру
314
немедленно, или — документы на стол. Даю три минуты на раз мышление.
— Я отдам вам документы... Вы не поверите мне, потре буете новых. И вдруг у меня их не окажется?
— Я это предусмотрел. Вы оставите свой автограф на тех
документах, что отдадите мне. Другие документы вы не пустите
в ход, боясь ответных действий с моей стороны.
Проиграл... Хозяин прав... Если я отдам ему фотографии
и письмо Игоря, как жаль, что оно без адреса... он не исполь зует их против меня. Несчастный случай? Побоится. А если не
отдам? Он не отступит. — Осокин со скрытой ненавистью по смотрел на полусонное лицо Орлова. — Притворяется, что
дремлет... Он меня с собой потащит наверняка... К осени пе рейду в другое управление... Не стоило бы ввязываться... А что
сказать Агапову о письме и фотографиях? Без Игоря они ему
не нужны... Скажу, что уничтожил. Он поверит, поблагодарит
за разумное решение. Большую ставку я проиграл. Выиграю
ли я в следующий раз? Старею... Мне пятьдесят четыре и все
полковничек... Когда же получу генерала? Проклятое невезе ние... Три минуты истекают... Нечего томить себя и его...
— Время прошло. Где документы?
— Я не доверяю их сейфу: туда можете заглянуть и вы.
Слепок ключа от моего сейфа для вас не проблема.
— Значит?..
— Я их ношу с собой. — Полковник вынул из бокового
кармана кителя конверт, туго набитый бумагами и фотогра фиями. Он молча отдал его Орлову. Хозяин зевнул, прикрывая
ладонью рот, и словно нехотя разложил содержимое конверта
на столе.
Фотография... Я сижу в кабинете Игоря... Когда же это
было? Кажется, в тридцать шестом... За год до ареста... Ничего
страшного... Откуда я мог знать, что пришел на прием к буду щему врагу народа? А это что за фото? — Орлов перевернул
фотографию. — Тысяча девятьсот девятый год... Игорю испол нилось четыре, мне — девять. — Орлов внимательно прочел
надпись: «Дружите, милые мальчики. Люблю вас обоих. Мама».
Ниже стояла приписка. Орлов узнал руку отца Игоря: «Эта
фотография изготовлена и вручена мне во вторник двадцать
первого июля тысяча девятьсот девятого года в столице Россий315
ской Империи Санкт-Петербурге, куда я впервые привез своих