мельком и через десять лет в темноте узнает.
— Возможно, это касается только меня?
— На одного заключенного полагается два конвоира, а не
двенадцать.
— А вдруг провокация?
— Дай Бог, Любовь Антоновна. С охраной ссориться никто
не намерен. Люди разошлись по своим местам. Утром посме емся над ночными страхами, поругаете меня за паникерство и
заживем мирно. Но наше начальство — народ деловой. Устра ивать такой грандиозный спектакль, с арестом Седугина, с по каянием Васильевой, с передачей мне списков, с тайным отбо ром неугодных лиц, с выводом меня за зону... И ради чего?
Развлекаются? Дорогая комедия. В управлении ее не одобрят.
При всем том играют со мной. Я могу и пожаловаться... Какая
цель у них? Бесцельно они и пальцем не шевельнут.
— Они хотят, я говорю предположительно, получше узнать...
— Моих друзей? Они их очень хорошо изучили. Игра не
стоит свеч... Кто бы мог подумать на Красноженову?.. Скром ная мещанка, подозрительных разговоров с заключенными не
заводила, а сексот со стажем. Вокруг пальца Лиду обвела...
Пора идти, Любовь Антоновна.
320
— А если вы останетесь?
— Рад бы в рай, да грехи не пускают. Майор пригрозил
вывести с наручниками. На приказ Орлова сослался. Зотов
врать не станет. Трус он. Я попытаюсь уговорить Орлова от менить этап. Не получится, услышу тревогу, в зону напролом
пойду. Поставлю его перед фактом: или со мной рассчитаться, или этап отменить.
— Пожалейте себя.
— Галочек много.
— Каких галочек?
— А тех самых, которые ставят перед фамилией того, кто
обязательно побежит, хочет он этого или не хочет.
— Нельзя ли без подъема, Игорь Николаевич? Три чело века жизнью рискуют.
—Сумею убедить Орлова — они побоями отделаются. По
лагерным понятиям это самое легкое наказание. Без подъема
Орлов не пустит меня в зону.
— А вы уверены, что он там?
— Сейчас нет, попозже приедет. Майор не затеет на свой
риск.
— А если?
— Я почему-то уверен, что нет. Ошибся я — подъема не
будет. А если прав? Уйдет мирно этап, я только выстрелы
услышу. Бежать поздно и не к кому. Я пойду.
— До свидания, — Любовь Антоновна вымученно улыб нулась, протянула к Игорю Николаевичу руки и крепко, по-матерински поцеловала его. — Благослови вас Бог, Игорь. За видую я вам. Почему не на меня удар обрушился? Ступайте.
Или, может, останетесь?
— Все решено. Прощайте. Вспоминайте изредка на досуге
своего непутевого студента. Последний экзамен я сдам на от лично, профессор. Не подведу вас...
— Последний... — глухо повторила Любовь Антоновна. — Не ходи, Игорь. Никто... никто, — старый доктор подавила
рыдание, — не хочет твоего... экзамена... Меня бы туда... Меня!
— Не плачьте. Все кончится хорошо. — Игорь Николаевич
порывисто обнял Любовь Антоновну и быстрым шагом вышел
из комнаты.
321
В землянке собрались все. Y печки присела Рита. Рядом
с ней стоял Андрей. Тимофей Егорович сидел на краю само дельной табуретки. Катя лежала на топчане. Елена Артемьев на, она открыла дверь Любови Антоновне, неуклюже топта лась на месте. Первым заговорил Тимофей Егорович.
— Зря поставили коптилку на окно. Им все видно из
темноты.
— Уберу я ее, — предложил Андрей и, не дожидаясь со гласия остальных, снял с окна чадящий каганец.
— Сядьте, Елена Артемьевна.
— Постою.
— Дело вам говорит доктор. На ногах-то чего попусту
маяться? Ждать до утра придется, — сказала Катя, не подни мая головы с подушки.
— Больше ждала, до утра и на ногах побуду, — ответила
Елена Артемьевна.
— Поволокут нас нынче. Не минули мы Глафириных рук.
— Ты, Катя, — Кассандра.
— Не слыхала я о такой, Елена Артемьевна. Кто она?
— Это миф — вроде сказки. Кассандру полюбил Аполлон.
Она не ответила на его любовь и с тех пор знала будущее, предупредила о гибели Трои, ее родного города, но ей не ве рили.
— И погибла та Троя?
— Сожгли ее и Кассандру в плен взяли. Потом убили ее
вместе с царем Агамемноном... в бане...
— И никакая я не Кассандра ваша. Не любил меня никто.
И не в бане, а на дороге помру, а то и тут. От пули бы легче.
А так вот кровь выхаркивать — замаялась я.
— Как ты о Красноженовой догадалась?
— По лицу, Любовь Антоновна. Я говорила, а вы не слу шали... После драки кулаками не машут. Судьбу на коне не
объедешь, а уж ногами никак не обойдешь.
— Тебя не тронут, Катя.
— Нешто я за себя, Любовь Антоновна? Кобелям своим не
помщу, а самой-то сладость от жизни какая? Горькая она, как
полынь. Напилась я вдоволь.
322
— Вы, Елена Артемьевна, лягте вместе с Ритой, Тимофей
Егорович — на Лидин топчан, Андрей — на мой, а я посижу.
Не спится мне... люблю у печки ночью погреться.
— Тимофей Егорович как хочет, а я, Любовь Антоновна, не лягу, — возразил Андрей. — Рано еще спать. Мы с Ритой
кипяточку попьем.
— Y меня чай малиновый есть, — оживилась Рита. — Игорь Николаевич целую пачку подарил мне.
— Не побрезгуете — у меня хлеба возьмите, — предложи ла Катя. — Не лезет в горло кусок.
— А у меня леденцы. Больной из посылки угостил.
— Леденцы? — глаза Риты радостно блеснули. — Я лю била их маленькой. Папка с получки всегда приносил. Только
вы их оставьте себе.
— Не по зубам они мне, — Любовь Антоновна обнажила
бледные десны. «Бедные дети, — думала она, с жалостью гля дя на Андрея и Риту. — Много ли им нужно? Попили чай, по говорили... полюбятся втихомолку — и счастливы. Я не су мела отговорить Игоря Николаевича. Лучше бы Андрею не
знать об этапе...» «Я вам спасибо за это не сказал бы», — вспомнила Любовь Антоновна слова Андрея.
— Вы ничего не слышали о Федоре Матвеевиче?
— Слышала, Елена Артемьевна, — угрюмо ответила Лю бовь Антоновна.
— Где он теперь? — спросила Рита.
— Много будешь знать, скоро состаришься.
— Скажите, — попросила Рита.
«Она все равно узнает... Лучше от меня...» — решила Лю бовь Антоновна.
— Его нет.
— Убили?! — глаза Риты наполнились слезами.
— Сам погиб... на лесоповале...
— Неправда! Подстроили! — гневно крикнула Рита.
Рита переживет меня... ее не тронут... она должна при выкнуть... К чему? К убийствам?! Да, к убийствам, доктор.
Иначе она не выживет. Рита видела похороны Клавы... тяже лый груз... Не сломится ли? Кто защитит ее без нас? Скажу...
— О Федоре Матвеевиче сегодня днем мне рассказал один
больной. Он был с ним до последней минуты, — заговорила
323
Любовь Антоновна. В землянке наступила тишина. Все жадно
ловили каждое слово доктора. Андрей не видел Федора Мат веевича, но он много слышал о нем от Риты. Катя с трудом
подавила кашель. — Когда выписывали Федора Матвеевича, Игорь Николаевич и вольный врач, какой-то мальчишка, он
специально приезжал в больницу якобы как ревизор, дали за ключение, что Федор Матвеевич нетрудоспособен. Его при везли на семьсот десятую и первое время не трогали. В марте
Федора Матвеевича переосвидетельствовал так называемый
врач семьсот десятой. Вы, Елена Артемьевна, и ты, Рита, на верно, слышали об этом лекпоме, — последнее слово Любовь
Антоновна произнесла с брезгливым отвращением. — О нем
рассказывала Васильева, его вспоминала и я. Бывший вете ринар, потом вышибала в пивной. В пьяной драке он убил
сапожника, а ныне зовется врачом. Он дал заключение, что
Федор Матвеевич пригоден к тяжелому физическому труду.
Не успели Федора Матвеевича послать на лесоповал, как не известно за какие провинности на общие работы пригнали
коменданта и нарядчика семьсот десятой. Оба — бывшие во ры. Их, конечно же, направили в одну бригаду с Федором