Он за копейку удавится. За полтора килограмма рыжья бабу
340
свою под хор Пятницкого пустит. Отдаст он государству!
Разевай пасть шире!
— Выходит дело, что только ты один неподкупный? — Игорь Николаевич усмехнулся. — Вернемся в дом и разговор
окончим. Было бы предложено...
— Кто же от добра нос воротит? — горестно спросил Ко новалов.
— Ты, сержант, так думаешь, а ефрейтор подвигом нас
удивить захотел.
— Какой там подвиг?! — Блудов сердито выругался. — Подвиг! Мне что ль рыжья неохота. Нельзя... Майор...
— Сержант не боится, а ты как девица красная, испу гался. Трусишка ты, ефрейтор.
— Тебе хорошо говорить, Игорь. Сержанта на губу, а ме ня — в зону. Два червонца припаяют.
— Почему ж е такая разница?
— Почему? Почему? — огрызнулся Блудов. — Зад у меня
запачкан, вот почему. Майор знает за мной много.
— За один раз майор не рассердится, — попытался успо коить Игорь Николаевич оробевшего ефрейтора.
— Майор послал меня за сержантом следить, — признался
Блудов. — Сказал так: «Коновалов — теленок. Упущение ка кое будет с твоей стороны, послабление дашь Игорю, на себя
пеняй. Коновалова на губу, а тебя — в глубинку». Угонит он
меня. У-у-у, сука! Им одним воровать можно. А я не смей и
крошки занюханной взять. Где же справедливость?! Еще о рав ноправии говорят!
Как же его уговорить? — мучительно раздумывал Игорь
Николаевич. — Картина ясна: Блудов где-то проворовался...
Майор держит его на привязи... Только ли проворовался? Мо жет, анекдот слышал и не донес вовремя. Но золото... Неуже ли он и впрямь так запуган? Почему же майор не послал двух
сексотов? Не нашел? Скорее всего, Коновалова за кулаки, а
Блудова как своего человека приставили ко мне. От сержанта
не вырвешься: и сила, и глаза. Научился работать майор...»
— Идешь, ефрейтор?
— Два червонца ломятся...
— И рыжье... Подумай, ефрейтор!
341
— И думать не буду. Говори, где рыжье притырил? Не
скажешь — продам тебя и сержанта, — пригрозил Блудов.
— Ах, так... — медленно протянул Игорь Николаевич.
«Мне они ничего не сделают... Леонид предал... Все кончено...
Надо выручить хотя бы этого Митьку. Сожрет его Блудов...»
— Говори, гад! Обоим крышка!
— Не грози, ефрейтор! Майору скажу...
— Дурак ты, Игорь! Он тебе грамма рыжья не оставит.
Сгнить мне на этом месте! Курвой последней буду! — забо-жился ефрейтор.
— Я ему не о рыжье скажу... Про тебя.
— Что ты про меня знаешь? — взорвался ефрейтор. — Нинка Скворешня стукнула тебе?
— Стукнула, — машинально подтвердил Игорь Николае вич, еще не понимая, о чем говорит ефрейтор.
— Что огулял я ее на чердаке? Да? Майору донесли об
этом. И добровольно она.
— Ты ее припугнул глубинкой. Сказал, что убьют воров ки, — проговорил Игорь Николаевич, хорошо знавший, как и
с помощью чего надзиратели получают «добровольное» со гласие заключенных женщин.
— Ну и грозил. Пускай не верит. Не я же убивать соби рался. Всех вас на одной веревке перевешать! Y-y-y, морда! — ефрейтор потряс кулаками перед лицом Игоря Николаевича.
— Убери руки! — спокойно посоветовал Игорь Николае вич. — А то вдруг не отправят меня на этап, наплачешься, ефрейтор.
— Но-но! Шкура фашистская! Кончилось твое время!
Признавайся, где рыжье!
— Я о тебе майору скажу. И такое, что не поздоро вится.
— О водяре? Что я вагон с водкой раскурочил? Ты ду маешь, майор не пронюхал? Он беседовал со мной. Y нас та ких телят, как сержант, мало. В глубинку кого охранять по сылают? Проворовался в армии, начальничек кричит: «Или
тюряга, или надзирателем в глубинку». Мы тут почти все с за пачканными задами. Сам знаешь, Игорь. Не первый год в ла гере.
342
— Я-то знаю, — согласился Игорь Николаевич. — А вот
ты не догадываешься, о чем я майору скажу. И как только
таких дураков в сексоты берут?
— Говори! Пристрелю!
— Спрячь свой пугач, ефрейтор. На мне обожжешься. Ты
еще не догадываешься, чей я человек.
— Сразу бы сказал, — присмирел ефрейтор, пряча в кар ман пистолет. — Я ж так... шутя... Попугать хотел. Никогда бы
не подумал, что ты тоже сексот.
— Бери выше. Я сексот, да не вашего вшивого майора.
Чувствуешь, чем пахнет?
— Брешешь ты, Игорь. Зачем бы...
— На этап меня брали? Без тебя разберутся, ефрейтор, зачем. А рыжьем я точно пополам хотел поделиться. Он боль ше возьмет.
— Кто он? — робко спросил ефрейтор.
— Не твоего ума дело.
— Я все равно стукну. В управление ксиву пошлю. До
Москвы дойду. Вызовут тебя, нажмут, расколешься. Лучше
нам раздербанить.
— Отведи в зону, там и поделимся.
— Если бы у меня только Нинка и водка... Похуже есть...
Пропадет рыжье. Отдай нам! Другом по гроб буду! Чтоб
меня...
— Не божись, ефрейтор. Не верю. А на сержанта и заик нуться не смей.
— Так я тебя и послушал! Забздел, лепило? — с наглым
торжеством спросил Блудов. — Я ваш разговор от слова до
слова выложу.
— А я скажу, что говорил с тобой. Ты обещал сводить
меня в зону, а сержант не разрешил.
— Как я? — опешил Блудов. — Кто тебе веру даст?
— И мне поверят, и ему. Запомните хорошенько, сержант
Коновалов. Ефрейтор Блудов согласился отвести меня в зону, а я пообещал отдать ему половину своего золота.
— Есть запомнить, Игорь Николаевич! — радостно гарк нул сержант. «Меня выручает, — понял Коновалов. — А еще
контрик... Вот поди разберись...»
343
— Ты против товарища? — голос ефрейтора плаксиво
дрогнул. — С фашистами на бздюмяру? Я на тебя стукну.
— О чем донесешь-то? — спокойно спросил Коновалов. — Я в ваши дела не вмешиваюсь. Девок не похаблю, от зеков не
беру.
— За что лее тебя такого голубка в глубинку послали слу жить? — ядовито спросил ефрейтор.
— За то и послали, что ростом с телеграфный столб вы махал. И за исполнительность мою. Что скажет командир, то
и выполняю. От себя ни-ни. Я впервой соблазн поимел на
деньги, — простодушно признался сержант.
— Ты слышал, лепило? — радостно закричал ефрейтор. — Сержант в сознанку вошел, что он на гроши клюнул.
— Ничего я не слышал, — спокойно отпарировал Игорь
Николаевич. — Ты со мной в зону хотел идти, это я хорошо
помню.
— Я скажу, что сержант тебе антисоветчину пер.
— Какую такую антисоветчину? — возмутился Коновалов, наступая на ефрейтора. Игорь Николаевич незаметно взял за
руку сержанта и заговорил:
— Я и так враг народа. Y меня двадцать пять. За анекдоты
не добавят, тем более не я их рассказывал. А тебе влепят, еф рейтор.
— За что?
— За язык. Ты признался мне в своих преступлениях.
— Не докажешь!
— Откуда бы мне знать о водке. Ты сказал. Положено над зирателю рассказывать о себе? Не положено. И анекдоты ты
рассказывал. Не бойся, сержант, я много разных анекдотов
знаю, на то я и контрик. Подтвердишь, Коновалов, что ефрей тор агитировал нас против власти?
— Зачем ж е не подтвердить? Уж кто топит тебя, лучше его
самого как щенка мордой в лужу ткнуть, — рассудительно
заметил сержант.
— Не шкодничай, пес, не шкодничай, — подхватил Игорь
Николаевич.
— За что ж е меня, Игорек, — взвыл Блудов. — И ты, сер жант, на друзей нахалку шьешь.
— Кот шкодливый твой друг, — сказал Коновалов.
344
— Пойдем в зону, ефрейтор. С рыжьем от любого отку пишься, — настойчиво предложил Игорь Николаевич.
— Не могу-у-у, — простонал Блудов. — Если бы не то дело...
— Какое?
— Не скажу, лепило, больше на крючок не подцепишь. Я
о вас промолчу, вы на меня не наговаривайте, — заискивающе
попросил Блудов.
— Посмотрим на твое поведение, — смягчился Игорь Ни колаевич. — Y тебя часы светящиеся... Из солдатского жалова нья купил?