схватки решали не секунды, нет, а неуловимые терции. Через
ничтожную долю секунды Андрей опоздает. И Рита с переку шенным горлом упадет на пол. Лагерная собака, если она спу щена с поводка, не хватает человека, а рвет, даже когда он и
не пытается сопротивляться. Неточное движение, промах — и
собачьи клыки со свирепой ненасытной жадностью вопьются в
тело. Тот, кто спускал собаку, надеялся парализовать жителей
землянки и, пока они придут в себя, ворваться и вытащить всех
до одного и пинками погнать к вахте, а там, за зоной, конвой
окончит то, что начали они. Но и собашник, и надзиратели не
знали, да и не могли знать, кто для Андрея Рита. Они и не дога дывались, что три года назад Андрей один на один сунул голый
незащищенный кулак в пасть немецкой овчарки и мертвой хват-361
кой свободной руки сломал горло знаменитой, трижды медале носной суки. Они не подозревали, какая неукротимая сила про буждается в этом простодушном пареньке в те редкие в его
жизни мгновения, когда он защищал тех, кто был ему дорог.
Андрей стоял сбоку, а Рита преграждала собаке дорогу. Пса
еще щенком научили ненавидеть лютой злобой заключенных, без устали рвать податливые хрящи и мясо, жадно слизывая
горячую дразнящую кровь, с наслаждением вдыхая сладкий
запах израненной, подыхающей человеческой плоти. Андрей
ударил собаку ножом. Широкое лезвие ножа, отточенное как
бритва, по самую рукоятку вонзились в позвоночник чуть ниже
короткой собачьей шеи. Пес взвыл и, еще не поняв, что рана
смертельна, вцепился в последнем отчаянном порыве в жили стую руку Андрея. Верность хозяину, он помнил его, когда еще
был пушистым комочком, безрассудная ярость, могучие зубы, сокрушавшие кости медведя, ими его изредка баловал хозяин, дали собаке силы сдавить руку Андрея и прокусить ее. Но рука
не рванулась, оставляя клочки мяса и кожи, хотя теплая чело веческая кровь жгучей радостью обласкала шершавый язык
собаки. Кулак не давал сомкнуть пасть, а пальцы впились в
язык и рванули его. Затрепетав всем телом, пес припал к зем ле. Не теряя ни секунды, Андрей поднял тяжелую собачью ту шу и швырнул ее за дверь к ногам надзирателей.
— Назад! — закричал он, размахивая ножом. Надзиратели
в страхе попятились.
— Доски тащи! Доски! — вопил собашник. Он упал на ко лени и со стоном, похожим на рычание раненого зверя, обнял
окровавленную морду пса. — Мертвый! Убили! — с неподдель ным горем причитал он, словно перед ним лежала не собака, отведавшая мяса многих заключенных, а любимый ребенок, убитый кровожадным злодеем. — Стрелять их всех! Вешать!
Сынка моего убили! Сынок! Сынок! — вопил собашник, целуя
холодные губы пса. — Досками сшибем их! Под топор не поле зем!
«Пора...» — подумал Андрей.
— Скоро утро, Митя-а! Утро-о! — во всю силу закричал
Андрей. Голос его, звонкий и раскатистый, донесся до вахты, ворвался в палаты, его услышали часовые на вышках, но никто
не ответил ему.
362
— Скоро утро, Митя! Утро! — чуть помедлив, повторил
условный крик Андрей!
БОМ! БОМ! БОМ!
— Тревога! — закричал Айда-пошел. — Айда на вахту! — надзиратели, а вслед за ними и собашник, крепко прижимая к
груди пса, побежали в сторону вахты. Впопыхах они забыли о
Лиде. Она стояла одна, прислонившись к дощатой стене длин ного барака. Y нее не хватило силы уйти. Куда бежать? К де журным? А кто ее там ждет? В палату? Но больные вышвыр нут ее. В землянку, к людям, которых она предала, предала за
то что они спасли ее от надругательства, делились с ней по следним куском хлеба? Закрыв лицо руками, она плакала нав зрыд. Только теперь Лида поняла, как она провинилась перед
старым доктором и перед теми, кто всегда приходил ей на по мощь.
— Не плачь, Лида, зайди к нам, — позвала Любовь Анто новна. — Они пригрозили тебе?
— Заставили, — всхлипнула Лида.
— Ни в жисть! — закричала Катя. — Поперва меня из ничтожите, а потом ее запустите.
БОМ! БОМ! БОМ! БОМ!
— Держится Митя! — воскликнул Андрей. — Охраняйте
дверь, Тимофей Егорович, а я на крышу.
— Что ты придумал?
— Y меня сильный голос. С крыши землянки далеко слыш но. На вышках всполошатся, откроют стрельбу.
— Не смей! — Любовь Антоновна схватила Андрея за руку.
— В темноте не попадут. По зоне стрелять не разрешено.
— Им все можно, Андрей, — сказал Тимофей Егорович.
Андрей рывком освободил руку и шагнул за порог. Взбе жать по пологой крыше землянки было делом одной минуты.
БОМ! БОМ! БОМ!
— Вставайте все! — закричал Андрей. — Ломайте двери!
БОМ! БОМ! БОМ!
— Вышибайте окна! Врачей убивают! Сегодня! Охрана!
Расстреляет! Весь этап! — где-то далеко, или это только пока залось Андрею, прозвучал одинокий выстрел.
— Вы слышите?! Стреляют! Встаньте! Спасите людей! Зав тра пристрелят и вас! — Рядом, с соседней вышки, грохнул вы363
стрел, а чуть дальше прогремела автоматная очередь. Часовые
ударили в рельсы. Из второго корпуса послышался нарастаю щий гул многих голосов и удары чем-то тяжелым в запертую
дверь. Шум рос и грозной мощной волной катился по зоне.
— Убийцы!
— Насильники!
— Изверги! — кричали со всех сторон. Замелькали фонари
охранников, они растерянно метались по зоне, и снова выстре лы один за другим. Пули со свистом летели над головой Ан дрея. С соседней вышки били прицельно по Андрею.
«Поднялись люди... Это Игорь... Убьют меня... — промель кнула мысль, но Андрей тут же отогнал ее. — Навряд ли долго
продержусь... — Страх исчез. — Я не раб! Ненавижу их! Нена вижу!»
— Стреляйте, сволочи! Нас много!
— Прекратить шум! — надрывались надзиратели, но их
голоса тонули в грохоте криков и выстрелов. А голос Андрея
рвался, как птица. Долго она тосковала в клетке, а сейчас пе ред ней вольное небо и желанный простор. Ей нет дела, что
внизу поднял ружье охотник, что палец его лежит на курке.
Перед ней плывущие облака, такие же свободные, как и она
сама, и чтоб слиться с ними, ощутить всем телом их прохлад ную свежесть, взмахнуть крыльями без страха поранить их о
железные прутья клетки, ради этой минуты можно и умереть.
Умереть свободной. Не об этом ли мечтает птица и раб? Уме реть и спасти любимую — это ли не высшее счастье, лучезар ное и светлое, как солнце.
— Стреляйте в меня! Убивайте, бандиты! — Дзинь! Дзинь!
Дзинь! тонко и жалобно пели пули над головой Андрея.
— За Асю! — из землянки выбежал Тимофей Егорович.
Метнулась чья-то тень. Айда-пошел, он незаметно подкрады вался к Андрею, увидев капитана, со всех ног бросился бежать.
— За Асю! — кричал капитан, огромными прыжками на стигая охранника.
— Спаси-и-те-е! Уби-ва-ют! — истошным голосом завыл
Айда-пошел. Петляя как заяц, он мчался в сторону вахты. Рас стояние между капитаном и надзирателем сокращалось с каж дой секундой. Когда Тимофей Егорович занес топор над его го ловой, Айда-пошел бросился под ноги капитана. Тимофей Его364
рович споткнулся, топор вырвался из его рук и сам он тяжело
с разбега упал на землю.
— Закройте дверь! — крикнул Андрей.
Айда-пошел вскочил на ноги и нагнулся к топору.
— Зарежу! — голос Андрея, наполненный силой безудерж ного гнева, хлестнул, как удар кнута. Надзиратель, уже не меч тая о мести, галопом умчался к вахте. Андрей подбежал к ка питану, помог ему подняться, и они вместе, Тимофей Егорович
шел медленно, прихрамывая на правую ногу, вернулись в зем лянку.
БОМ! БОМ! звук замер. Кричали заключенные, беспоря дочно перезванивались и стреляли часовые, но возле вахты на ступила тишина. К землянке бежали дежурные. Андрей, сжав в
руках топор, встал у двери. Зловещий отблеск яркого огня, в
костер кто-то подбросил дров, осветил лица бегущих охранни ков и вырвал из темноты неподвижную фигуру Андрея и то пор, готовый опуститься на голову того, кто первый переступит