рожно задергались. Трепещущие пальцы выбивали беззвуч ную дробь, а тело, бесцветное и рыхлое, расползлось и исчез ло. Все существо Мити заливала отчаянная решимость и горь кая радость обреченного. Не было ни страха, а чего ему боять ся, когда все решено? ни раскаяния: хорошо умирает он, не
под палками сук и надзирателей, ни мольбы о помощи, откуда
ждать ее, ни зависти к тем, кто останется жить, а зачем ему
лишнее мучиться, ни сожаления — горькая чаша выпита и
стоит ли жалеть мутный осадок, ни злобы, он платил сполна
за свои мучения: платил, как умел и мог.
Илюша боялся одного: удара сзади. Надзиратели и рань ше предпочитали не связываться с ним, а сейчас, когда Илюша
поставил на карту жизнь, — упадет, они затопчут его или
убыот на этапе, — дежурные робко толпились вокруг, крича ли и бестолково махали руками, забыв о приемах, которым
ежедневно обучали их. Удар! и надзиратель, взвыв от боли, отлетел шага на три в сторону. Еще удар — и хрустнула чья-то переносица.
— Расстреляют, дурак!
— Прекрати, Ненашев!
— Кендюхи отшибем! — грозили надзиратели, благора зумно стараясь держаться подальше от могучих кулаков Илю ши. Один из них сунулся к Асану и, получив пинок ногою в
живот, согнулся пополам. Железный прут в руках Асана со
свистом рассекал воздух. Дежурные оробели. За долгие годы
службы они еще ни разу не встречали такого яростного со противления. Сколько они помнили, никто из заключенных не
осмеливался вступить с ними в драку. Довольно было одного
грозного окрика или даже появления надзирателя, и люди, глухо ворча, уступали им. А сегодня, словно забыв, что ожи дает непокорных, дрались эти двое, бил подъем сумасшед ший, не отступали защитники землянки, взламывали дверь ка торжники второго корпуса.
Айда-пошел, не разбирая дороги, улепетывал к вахте. Уви дев толпящихся в нерешительности надзирателей, он с опас кой остановился и бочком, бочком попятился назад. Его ма ленькие рысьи глаза приметили красные половинки кирпичей, ими выкладывали дорожку перед запретной зоной. Он воро вато нагнулся и взял в каждую руку по кирпичу. «Пульну в
369
того, что с прутом... Промажу — убегу... Он башки моим ки-рюхам проутюжит. — На губах Айда-пошел расплылась шкод ливая улыбка. — А то, как спиртягу глушить — сами, а мне бо роду шьют, а башку бздят подставить. Пусть он их пощупает
прутом. А попаду, да еще собью его, до усмерти майор на поит». Мальчишкой он любил сшибать камнями доверчивых
голубей. Они, мирно воркуя, подпускали его к себе, а он, ласково повторяя гуль-гуль, подкрадывался поближе и в упор
бил мирную птицу. Айда-пошел прицелился. Медленным, за ученным движением отвел руку и с силой выбросил ее впе ред. Недаром он поднаторел в искусстве убийства беззащит ных голубей. Глухой удар по голове. Асан пошатнулся, хотел
крикнуть, предупредить Илюшу... упал. Один из дежурных
подскочил к Ненашеву сзади. Свинчатка обрушилась на за тылок Илюши. Митя видел только обрубок рельса, он мерно
раскачивался перед его глазами, и слышал звонкий набат, зо вущий на помощь. Теперь, когда его не защищал никто, к
нему бросились четверо дежурных. Они сшибли его с ног.
Один из надзирателей выхватил прут из рук поверженного
солдата и с размаху бил им по спине, по ногам, по голове, до вольно ухая после каждого удара.
Охранники, поднятые по тревоге, спешили на помощь
своим сослуживцам. Наспех одетые, многие из них не успели
даже подвернуть портянки и застегнуться, они бежали к боль нице, подгоняемые нетерпеливыми возгласами лейтенанта. У
стены их задержал оклик часового: — Стой! Кто идет?
— Свои! — находу ответил лейтенант.
— Шесть! — крикнул часовой.
— Пять! — отозвался лейтенант. На сегодняшнюю ночь
паролем была цифра одиннадцать. Счет сошелся, да и часовой
узнал голос лейтенанта.
— Проходите! — разрешил часовой. Злые и заспанные
надзиратели (какого черта потревожили среди ночи!) толпой
ворвались в зону.
— Товарищ лейтенант! — закричал Айда-пошел, едва уви дев пополнение, — пошлите людей к землянке и ко второ му каторжному, они там двери выбили.
370
— Десять человек остаться у второго! Десять — к зем лянке! Окружить! Не выпускать! Бить! За мной! — приказал
лейтенант, и лавина надзирателей покатила к землянке. На
их пути стоял второй каторжный корпус. Еще не добежав до
него, дежурные увидели, что у дверей столпились каторжни ки. Вооруженные досками, кирпичами, палками, они стояли
плотно, плечом к плечу, и каждый из них, зная, что ждет его, приготовился к последнему бою. На милость победителей, а
надзиратели победят, в этом не сомневался ни один каторж ник, не надеялся никто. Многие каторжники еле стояли на
ногах. Они шатались от слабости. Y некоторых были забин тованы головы, сквозь марлю проступала сочащаяся кровь, это были те, кто поступил с разных лагпунктов после сучьих
самосудов. Один из каторжников прижимал к груди сломан ную руку, другой поднял над собой костыль.
— Умрем, друзья! Не пропустим убийц! — закричал ка лека, потрясая костылем.
— Умрем! Умрем! — грозно подхватила толпа изувечен ных и больных. Надзиратели замедлили бег. Шаг. Второй.
Третий. И уже все дежурные во главе с лейтенантом затоп тались на месте, с опаской поглядывая на толпу, преградив шую им путь. Каторжники ждали нападения охраны, ждали
и не отступали ни на шаг. Их лица, непреклонные и решитель ные, освещенные пламенем костров, не обещали ничего до брого тому, кто первый приблизится к ним.
— За мной! — заорал лейтенант. Но никто из дежурных
не спешил выполнить команду храброго офицера.
ЗАПОЗДАЛОЕ РАСКАЯНИЕ
— Майор Зотов! Ко мне! — вторично закричал Орлов.
Звук выстрела стоял в его ушах. Но Орлов еще не терял на дежды, что Зотов промахнулся. «Может, он не в Игоря стре лял? А в кого? Охрана дурила? При мне не посмеют... Да где ж
этот идиот? Оглох мерзавец!»
371
— Я вас слушаю! — Зотов вытянулся.
— По ком стрелял?
— Не усмотрел в темноте, товарищ генерал-майор. — Ор лов не видел лица Зотова, но по его голосу догадался, что
майор угодливо и подобострастно улыбается. — Бежал кто-то.
— Игорь? — прошептал Орлов.
— Кажись он...
— Убил?
— Упал... Может, в темноте и промашку дал.
— Раненого немедленно в дом. Возьми в помощь охрану.
Двоих пошли за врачами. Осторожно неси. Умрет — голову
сниму.
— Да я... — пролепетал испуганный майор.
— Поживее! Бегом, — сохраняя внешнее спокойствие, распорядился Орлов. Зотов сорвался с места и опрометью бро сился выполнять приказание хозяина.
Пойти самому? Проследить?.. Майор знает... Но охрана...
Вдруг они добьют Игоря... Как медленно тянется время... часы
что ли остановились! Идут... Зачем я приказал нести Игоря
сюда? В больницу бы... Далеко... нет носилок... На моей шине ли? Невозможно — козырь Осокину. Какой же вы подлец, генерал-майор Орлов! Все взвешиваешь... А на каких весах?
Дрожишь, как премудрый пискарь... Жил дрожал, умирал
дрожал, и в могиле со страхом трясется... Что они тянут вре мя? Их только за смертью посылать! За смертью?! Может, Игорь...
— Сюда! Сюда! Не оступись, медведь! Экая досада, — причитал майор, — обмишулился в темноте: думал беглец, а
это главврач. — Едва сдерживая себя, чтоб не ударить испол нительного служаку, Орлов вслед за Зотовым и лейтенантом
из охраны, они несли Игоря Николаевича, вошел в комнату.
— За врачом послал? — на ходу спросил Орлов.
— Двое убегло. Как велели, товарищ...
— Всем освободить помещение! — приказал Орлов, ко гда раненого или убитого Игоря Николаевича положили на
кровать. Увидев, что майор медлит, Орлов закричал срываю щимся голосом: — Тебе особая команда нужна?!