Овдя еще не дошла до земских амбаров, где обычно играли ребята, как вдруг услыхала крики и ругань.
"Ну, начинается!" - подумала она и остановилась.
Навстречу ей двигалась большая толпа. В середине толпы ее хозяин Амон, высоко поднимая можжевеловую палку, что есть силы кого-то бил, громко и злобно крича:
- Вот тебе, ворюга! Вот! Вот! Будешь знать, как воровать! Бейте его, соседи, бейте, чтоб другим было неповадно на чужое добро зариться!
Потом Овдя разглядела, что бьют деда Микиту, однорукого калеку. Руку он потерял на японской войне.
Дед Микита был добрый старик, ребятишки любили слушать его сказки и складные прибаутки.
"Неужели он что-то украл? - подумала Овдя. - Быть того не может!"
Рядом с Овдей стояли два старика и переговаривались между собой.
- Ишь чего пузачи творят! - сказал один, седой и тощий, опиравшийся на палку.
- Да-а... - протянул другой. - Амон Микиту кругом обобрал, так он не вор, а Микита вор. Где она, правда-то?
- Они ее, правду, за пояс заткнули.
- Эх, верно говорят: плетью обуха не перешибешь...
Дед Микита пытался закрыться от ударов единственной рукой и жалобно повторял:
- Не брал я ничего! Ей богу, не брал!
- А-а, не брал? - закричал Амон. - А кто горшок сметаны у меня из погреба стащил? - Он поднял над головой, так, чтобы всем было видно, горшок.
Овдя узнала горшок: из него утром лакала сметану Сойка.
Амон с силой ударил Микиту по голове, а Гавра несколько раз хлестнул старика плеткой.
Овдя метнулась к медленно двигавшейся толпе и закричала:
- Дядя Амон, не бейте Микиту! Не бейте! Это не он! Это Сойка съела сметану!
Амон удивленно оглянулся на ее голос, зыкнул:
- Тебя тут не хватало!
Но Овдя продолжала упрямо протискиваться сквозь толпу. Вдруг ее обожгла боль в плече, это Гавра огрел ее плеткой.
Овдя схватилась за горящее плечо. Не помня себя от обиды и злости, она подняла с дороги камень и замахнулась на обидчика.
Но тут кто-то перехватил ее руку, легонько подтолкнул к изгороди:
- Отойди-ка в сторонку, простынь, не то беды не оберешься, - услышала она над собой негромкий голос, который тут же властно крикнул: - Не троньте старика!
Толпа замерла. Все уставились на высокого рослого мужчину в синей косоворотке, суконных черных брюках и яловых сапогах.
Первым опомнился Гавра.
- Да это же Серга-каторжник! - крикнул он. - Защитник нашелся! - И он с такой силой двинул Микиту кулачищем в бок, что тот кубарем покатился с крутого берега.
Серга спрыгнул следом за Микитой и, зачерпнув пригоршней воды из реки, обмыл кровь с лица старика.
- Бей его, каторжника! - завопил Амон и первым кинул вниз увесистый камень. - Бей!
Град камней полетел с крутого берега вниз.
- Скорее! На тот берег! - приказал Серга и подтолкнул Микиту в воду. - Опомнитесь, мужики! - обратился он к толпе.
В это время камень, пущенный меткой рукой, угодил Серге в голову. Он зашатался, как пьяный.
- Хватай его, вяжи руки! - кричал Амон.
Несколько мужиков, спрыгнув с обрыва, накинулись на Сергу, повалили на землю и связали ему руки гарусным кушаком.
Амон, утирая пот с лица подолом рубахи, ехидно посмеивался:
- Попался! Небось с каторги сбежал!
- От нас не сбежит! - Гавра с довольным видом теребил свою жидкую бороденку. - Сейчас сдадим старшине, он его, смутьяна, в уезд отправит. А уж там с ним, по военному времени, возжаться не будут.
- Зачем нам Мокея Иваныча в праздник беспокоить? - возразил Амон. - Я его покуда у себя в амбаре запру. Ведите его, мужики, ко мне во двор.
Сергу поставили на ноги и, подталкивая в спину, повели к дому Амона.
Овдя пошла следом. Заметив ее, Серга улыбнулся разбитыми губами, сказал бодро:
- Не горюй, Овдюшка! Кончается власть Амона и Гавры, вот они и лютуют. Не горюй, скоро взойдет наше солнце!
Гавра злобно ткнул Сергу в спину кнутовищем:
- Ну ты, каторжный, не агитируй тут! Иди быстрее!
Но Серга шел серединой улицы, не прибавляя шага, гордо вскинув голову.
Тут Овдя вспомнила о Миките. Что-то не видно его на том берегу, уж не утонул ли старик, перебираясь через реку?
Овдя обшарила глазами заречную сторону и на полевой дороге увидела одинокую сгорбленную фигуру Микиты. Он еле-еле передвигал ноги, но все же шел и шел - подальше от людей, которые так несправедливо и жестоко обошлись с ним. Вдруг он упал. Овдя подождала, не поднимется ли он, но старик лежал неподвижно.
Со всех ног бросилась Овдя домой.
- Мама! - закричала она с порога. - Сергу Амон к себе во двор повел, грозится в амбаре запереть.
- Какого еще Сергу? - не поняла мать.
- Ну, квартиранта нашего! Ссыльного! Забыла, что ли?
Мать всполошилась:
- Господи! Как забыть? Да откуда же он взялся? Сказывали, в Сибирь его угнали...
- Не знаю, откуда взялся, только он сейчас Микиту у Бачуковых отнял. Ох и били же его!
- Сергу?
- Да нет, Микиту. Все лицо в крови...
- За что же его?
- Будто украл сметану у Амона. Брехня это! Сойка сметану вылакала. Микита за рекой на дороге свалился. Сбегаю отнесу ему квасу.
- Вот горе-то, вот горе-то, - приговаривала мать. - Сходи отнеси, только чтобы никто не видел тебя. Возьми-ка пузыречек, тут травная настойка, первое средство от всего.
- Не бойся, мама, я хоботом*, по ивняку пройду, никто не заметит...
_______________
* Х о б о т - сухое русло, старица.
2
Микита лежал посреди дороги, распластавшись на животе. От мокрой одежды - залатанного шабура*, серых штанов и портянок поднимался легкий парок.
_______________
* Ш а б у р - кафтан.
По сторонам дороги стояла высокая рожь, опустив в скорбном молчании еще зеленые колосья.
Подойдя к старику, Овдя окликнула его, но тот не пошевелился. Вокруг него вились оводы, большие черные мухи облепили кровавую рану на затылке.
"Неужто помер?" - со страхом подумала Овдя. Ей захотелось убежать без оглядки, но она пересилила себя, наклонилась над стариком и тронула его за плечо:
- Дедушка Микита, а дедушка Микита!
Старик застонал, повернул голову и посмотрел на девочку тусклым, невидящим взглядом.
- Дедушка Микита, я тебе кваску холодного принесла. На-ко, испей!
Микита, кряхтя и охая, сел, провел рукой по глазам.
- Пей... - Овдя открыла туесок, подула на образовавшуюся сверху пену и поднесла туесок к губам старика.
Тот стал жадно пить - гульк-гульк-гульк. Опорожнил туесок до самого дна, на лбу его выступили крупные капли пота, потекли по щекам грязными струйками.
Овдя осторожно отерла лицо Микиты ладонью.
- Спасибо, - сиплым голосом проговорил он. - Ты чья ж такая будешь?
- Анны Опошиной дочка. Овдя.
- А-а, как же это я тебя сразу не признал? Ох-хо-хо, все тело ломит, затылок огнем горит.