На дорожке, бегущей от отеля, показались Алекс и женщина в белом.
— Вылезай, — скомандовал Венсан, — я вас представлю… Да! Ты, конечно, не журналист, ты — художник! Идет? Это хорошо звучит — русский художник. Сюда приехал отдохнуть и познакомился со мной. О! Ингрид, это Альбер. Мы съездили за ним в Вентимилью. Альбер, это Ингрид! Слушай, ты сегодня по-летнему, правильно. Погода — супер!
И впрямь: с неба уже потянули серое покрывало, открыв яркий лазурный лоскут на западе.
Алекс сел за руль. Его хозяйка, она же хозяйка машины, была мелкая, щуплая, востроносая дама лет сорока в странноватом белом комбинезоне. Котов пожал ее маленькую узкую кисть, соображая, не следует ли поцеловать, подтверждая репутацию мечтательного русского художника. Но потом спохватился, что у французов вообще так принято, притянул и ткнулся губами в ее правую и левую щеки. Вышло резковато.
В дороге Венсан, сидевший впереди, непрерывно болтал, будто его включили на полную мощность и в ускоренном режиме. Котов вскоре перестал воспринимать его птичье резковато-суховатое щелканье. Устал вникать. Сидевшая рядом Ингрид время от времени косилась смущенно. Или Котову казалось, что смущенно.
После получасового кружения вдоль и между темнооливковых склонов (в двух местах украшенных россыпями уступчатых горных городков) они вывернули на узкую полосу асфальта, струящуюся между рощ. Полоса привела их сквозь открытые ворота к трехэтажному дому нежно-розового цвета, выстроенному с причудливой асимметричностью. Когда Котов выбрался из салона «тойоты», Ингрид уже целовалась с двумя хозяйками виллы. Тетушка — коренастая блондинка в сером джемпере и белых брюках с лицом добродушной фермерши — оказалась весьма и весьма mature — где-то за 50. Котову понравилась ее улыбка. У его прежней подружки Вики была примерно такая маман. Если ей случалось утром застигнуть Котова — заночевавшего накануне — на подходах к туалету, она приветствовала его словами: «Алик! Вы в моем старом халате? Какая прелесть! Хотите кофе?» Французская мамочка сказала, лучась:
— Добро пожаловать на виллу «Триора»! Сегодня такой холод, mon Dieu!.. Хотите горячего шоколаду?
Племянница была хоть и помладше лет на 20, но так себе. Выглядела надутой фифой. Не смотрела, а посматривала криво на гостей с высоты почти двухметрового роста. При вроде бы модельных данных и маленьком опрятном личике, что-то в образе ее ложилось не в масть и не в стиль.
Образ был даже не вешалки, а, скорее, жерди. Венсан, правда, без церемоний облобызав тетушку, усосал и жердь, беззастенчиво помяв ей условные ягодицы. Котов заключил, что отношения тут вполне родственные. Тетушка была представлена как Изабель, племянница — как Бьянка. Ее папа был итальянец, что было специально отмечено. Котов попытался сосредоточиться: было бы крайне неловко, если б он забыл имена — Ингрид, тетя Изабель и Бьянка.
Когда они поднимались по узкой каменной лестнице на верхнюю террасу, где ждал стол и горячий шоколад, Котов сообразил, что все это неспроста. Доставка русского гостя на виллу в горах в компанию элегантных тетушек — это, вероятно, несло в себе смысл. Венсан был тот еще фрукт. А вдруг придется выполнять его работу? Котов не заметил, как выругался по-русски.
— Я же говорила, что шоколад очень горячий, — обеспокоилась тетушка Изабель, — пейте осторожней, Альбер.
Котов поставил чашку на стол и виновато улыбнулся. Они сидели в плетеных креслах вокруг стола под старыми пиниями, усеявшими каменный пол бурыми иглами. В нескольких шагах терраса обрывалась. За низкой балюстрадой дышала прохладой бездна — узкая межгорная котловина. Вилла «Триора» была организована уступчато — как и встреченные в дороге горные деревни. Для ланча, вероятно, более всего подходил верхний ярус.
— Чудесный вид! А вон там море? Вон там вдалеке? Изумительный цвет, — заметил Котов, стараясь выдержать светский тон. — Мы далеко от побережья?
— Километрах в восьми, — ответил водитель Алекс, тоже призванный к столу.
— А до Вентимильи, до Италии, сколько?
— Ну, двадцать… Строго говоря, до Ментона отсюда ближе, — сказал Алекс, улыбаясь, — но в Вентимилье у нас с Венсаном были дела.
— Какой у вас интересный акцент, Альбер, — обратила внимание тетушка Изабель. — Я давно не слышала русского акцента.
— Я думаю, он грубый.
— О, нет! Скорее, экзотичный.
— Альбер, вы когда-нибудь выставлялись в Париже? — вежливо поинтересовалась Ингрид. — Нет? А часто у вас покупают картины?
— Увы, не часто, — горестно вздохнул Котов, — такое время, м-да. Зарабатывать живописью очень трудно. Я вот преподаю еще в художественной школе, м-да.
— Скажите, Альбер, а русские женщины красивее французских? — сменила тему Изабель. — Согласно вашим эстетическим критериям…
— Русские не то чтобы красивее, — встрял Венсан, — они заботливее.
— И то и другое — не более чем миф, — объявил тактичный Котов. — Если серьезно, я вижу только одну разницу. Русская девушка начинает ощущать себя старой девой, если не вышла замуж до 24, француженка — если не вышла до 30. Венсан не даст соврать.
— Не дам. По-моему, французские девушки вообще не хотят замуж. Им это не нужно.
— О, Венсан! Это незрелое суждение. — Тетя Изабель мягко рассмеялась. — Опыт еще подскажет тебе, что это не так.
— Мне очень не хватает опыта, — горько признал Венсан.
Долговязая Бьянка ухмыльнулась. Ингрид коснулась волос Венсана:
— Мой бедный, ну как же тебе помочь…
Венсан взял ее узкую кисть и поцеловал в ладонь. Она посмотрела на него долгим взглядом. Высвободив ладонь, сказала:
— Знаешь, опыт опытом, а вот образование тебе пора уже получить. Пора подумать об этом, правда. Ну, не улыбайся! Ты же знаешь, что мы тебе поможем. Нет, правда! Ты думаешь, можно всю жизнь просидеть в ночных клубах?
— Но этому же удается, — возразил Венсан, — ну, этому распиздяю. как его. У тебя еще на столике лежит его книжка, ну? Он только и делает, что торчит по клубам.
Ингрид подняла тонкие брови. Тетушка Изабель догадалась первой:
— О! Он имеет в виду Бегбедера. Боже мой, Венсан, но он же не просто там торчит, он умеет писать об этом. И ему неплохо платят. А до этого он получил хорошее образование, можешь мне поверить. Без этого никак. Альбер, скажите, я права?
— По-моему, этот ваш Бегбедер немного чокнутый, — сухо сказала Ингрид.
— Писатель должен быть немного чокнутым, — убежденно произнесла тетушка Изабель, — mon Dieu! Безумие, если оно небольшое и интересное, придает колорит творчеству!
— Ну, не знаю, — Ингрид взглянула подозрительно.
— Точно! — Венсан радостно хлопнул по столу. — У меня есть знакомый чувак, у него дико интересная форма безумия. Он все время говорит о мушках-дрозофилах! Ну, такие маленькие, знаете? Они дико быстро размножаются…
— О! — воскликнула тетушка Изабель, — Он должен стать писателем! Он писать умеет, Венсан?
Котов заметил, что она каждую фразу начинает с «О!» и часто повторяет «mon Dieu!». Он нашел, что это старомодно, но по-своему прелестно. Он вдруг вспомнил, восстановил образ, питавший тетушкин стиль, — прически, прикида, макияжа. Конечно, образ Катрин Денев, но не юной блондинки, а поправившейся, заматеревшей Катрин из фильма «Belle Maman», «Прекрасная теща». Образ проступал, хотя лицо Изабель было, пожалуй, покруглей и попроще.
Тетушка снова адресовалась ему:
— Ведь молодому человеку сейчас необходимо образование, Альбер? В России тоже так думают?
— Вы правы, но сначала нужно выбрать факультет, так ведь? Ну, профессию. Наш друг уже выбрал?
Венсан хохотнул:
— Давно! Желаю быть врачом. По возможности, гинекологом.
— Ты можешь говорить об этом серьезно? — огорчилась Ингрид.
— Я серьезен, — мгновенно помрачнел Венсан, снова овладев ее ладонью.
— Мне кто-нибудь нальет, наконец, вина? — нахмурилась Бьянка. Котов подхватил тяжелую темную бутылку.