Эти чувства нам принесут лишь боль страданий,
Сердце вдребезги, а слезы горячи.
И ни к чему мне обещания.
Но увижу ли вновь тебя я в этот вечер
Или через века до новой встречи — бой,
Судьба протянет руку нам с тобой.
В душе оставив след беспечно,
Не забывай, прошу, что вечно мы вдвоём.
— Айно вскинула руку вверх и встряхнула головой, обольстительно улыбаясь и переходя к припеву:
В вихре дней кружится наш жизненный роман.
Эту тайную войну зовут любовью.
Опьяняют чувства и открывают нам
Мир чудес, где я и ты… и вечные мечты…
Я — прекрасная, я — смелая!
Венера!
Допевая последние строки второго припева, в голову Айно пришла сногсшибательная идея — благородная, смелая и в то же время до одури безрассудная. И она тут же поспешила озвучить ее Рей, пользуясь тем, что заиграл проигрыш и сцена вновь погрузилась в полумрак — лишь радужные тонкие лучи цветомузыки пробегали по стенам зала.
— Я хочу вернуть его! — выпалила Минако, поворачиваясь к Рей.
— Кого? — не поняла брюнетка, продолжая пританцовывать.
— Мамору.
— Что?! — Хино так и замерла на месте. — Ты либо сумасшедшая, либо мазохистка.
— Я знаю, но не могу ничего с собой поделать, — Айно, виновато улыбнувшись, развела руками.
— И долго ты думала над этим? — скрестив руки на груди, насмешливо поинтересовалась Рей.
— Ни минуты. Эта идея пришла мне в голову только что.
— Нет, ты точно мазохистка, Минако, — девушка покачала головой, глядя на глупенькую подругу, слепую в своей любви. — А я еще Усаги дурой называла! Или… неужели ты все еще любишь этого засранца Мамору?!
— Да, и это чувство сильнее здравого смысла. Так как, ты поможешь мне, Рей? — с надеждой воззрилась на Хино Айно.
Мико покосилась на нее:
— А у меня есть выбор?
— Нет.
— Я, конечно, пожалею об этом, но… Да!
— Ура! — возликовала Минако и повернулась обратно к стойке — проигрыш закончился, и софиты вновь осветили сцену. Обхватив микрофон обеими руками, Айно звонко запела соло:
Лишь одно сраженье — на сотни долгих лет.
Эту тайную войну зовут любовью.
Верю, что однажды прольётся яркий свет,
Даст нам силы победить и мир изменить.
Прочь гони испуг, я с тобой, мой друг!
Ты — воин!
Последние секунды песни — и Рей с Минако, развернувшись к зрителям спиной, сделали еще несколько танцевальных движений и эффектно повернули головы в зал – точно под музыку.
Зал бешено зааплодировал, получив вместо простой песни в исполнении Айно маленькое шоу с двумя красотками. Раздавался свист и крики «Браво!», перемежаемые аплодисментами. Направленный на девушек свет софитов казался певицам лучами славы, в которых они буквально купались. Ведущий вынес на сцену корзину с белыми розами, лилиями и георгинами и вручил дар Минако. Ей не составило труда догадаться, кому принадлежат цветы — неоновый свет прожектора скользнул по белоснежному костюму стоявшего у дальнего выхода Эйса.
«А еще говорят, что у кумиров нет кумиров», — подумала Айно и, подняв руку, чуть махнула Кейто в знак признательности, нежно улыбнувшись.
Какое непостоянство!
Глухая осенняя ночь накрыла город плотным одеялом, погасив кое-где ночные огни. Небо было беззвездным, и даже бледное лунное пятно не пробивалось сквозь плотную завесу туч. Абсолютный мрак и тишина. Даже ветер, казалось, уснул в кронах деревьев. Город словно дышал спокойствием.
Спала и Минако. Всего час назад она вернулась из клуба и, наскоро приведя себя в порядок, легла в постель, уснув в тот же миг, как голова ее коснулась подушки. Артемис, свернувшись калачиком в изножье кровати, тоже видел свои кошачьи сны. Мягким голубым светом на прикроватном столике светился циферблат электронного будильника, показывая три часа ночи. Совсем скоро ночь отдаст свои права серому рассвету; самое время поторопиться.
Адонис, материализовавшись прямиком в сонном тепле спальни Айно, осторожно подошел к ее кровати, серой тенью нависнув над девушкой. Минако, что-то сонно пробормотав, перевернулась на бок и блаженно улыбнулась, подложив ладонь под щеку. Эйс замер на месте, словно пойманный с поличным. Однако несколько мучительных секунд спустя он убедился, что его появление не нарушило сон девушки, и тогда Кейто с величайшими осторожностями положил рядом с ее головой букет персиковых плюмерий и небольшую коробку, упакованную в блестящую белую бумагу и перевязанную пышным красным бантом. Помедлив еще с мгновение, он нежно коснулся пальцем теплой щеки возлюбленной и сделал шаг назад, растворяясь в воздухе…
…Первый же солнечный луч, скользнув по подушке сквозь щель в занавесках, упал на открытку, аккуратно засунутую под атласную ленту подарка, и осветил написанные острым витиеватым почерком слова: «С днем рождения, Минако!»
====== 35. Фиолетовый кристалл: Похоть ======
Комментарий к 35. Фиолетовый кристалл: Похоть В главе присутствуют сцены сексуального характера на уровне рейтинга R, а также легкий фем! Это предупреждение для тех, кто еще не достиг 17-ти лет.
Перевод эпиграфа:
Принципы похоти
Легки для понимания:
Делай то, что чувствуешь –
Чувствуй до конца
Принципы похоти
Выжжены в твоём разуме
Делай то, что желаешь
Делай, пока не найдешь… любовь
The principles of lust
Are easy to understand
Do what you feel
Feel until the end
The principles of lust
Are burned in your mind
Do what you want,
Do it, until you find… love
Enigma_Principles of Lust
Любовь и похоть. Что может быть общего между двумя этими понятиями? Могут ли они выражать одно и то же чувство, но только переданное разными оттенками? Отнюдь. Любовь в понимании человечества — чувство светлое, желанное, заставляющее парить в небесах от счастья и некой эйфории; блаженство, дарующие ослепительно-белые крылья за спиной. Похоть — нечто темное, грубое, чуждое, практически низменное, соотносящееся с сущностью животного, которому незнакомо само понятие духовности. Только глупцы могут ставить их на чаши одних весов, ибо в любви нет похоти, равно как в похоти нет любви. Да, понятия разные, как день и ночь, добро и зло; но все же есть одно связующее звено, сковав которое можно стереть грань между темным слепым желанием обладать и теплым, светлым чувством беречь и лелеять — и это чувство зовут страстью. Чувственное удовольствие, жажда острых ощущений, когда по телу волнами прокатывается ток; жар, который рассудок не в силах погасить. Она возможна между любящими людьми — равно как и между теми, кого терзает примитивная жажда обладания. Утолив зов страсти, любящие лишь укрепят сковавшие их узы; в противном случае не останется ничего, кроме пустоты в глазах и тягостного чувства в сердце…
Чувства страсти и похоти не были знакомы Адонису. Он мог бы во всех красках описать, что чувствует человек, когда его любовь является безответной; как упоительны моменты случайной близости; как мир играет яркими красками, когда любимая девушка оказывается рядом, и как гаснут все звезды, когда она далеко. Мог рассказать и о том, как тонка пресловутая грань между любовью и ненавистью, о которой написано столько стихотворений, и как тревожит сладостное нежное чувство, побеждая мрак. Адонис мог поведать все, и даже больше — опыт вечной любви, доводящей до грани сумасшествия, позволял ему сделать это. Парень с легкостью написал бы груды фолиантов, изведя на облачение чувств в слова кипы бумаги, и все равно бы не нашел достаточно красок и образов, чтобы передать всю ту гамму эмоций, которую он испытывал к одной-единственной девушке.
Вернувшись с тропического острова в ставшие едва ли не родными стены Темного Агентства, Данбурит мечтал лишь о том, как он попадет в свою спальню — точнее, смежную с кабинетом комнатушку, в которой едва помещалась узкая кровать — и вволю отдохнет. Сумбур в гудящей чугунной голове, вызванный чередой произошедших на Такутеа событий, да усталость, тяжелой ношей опустившаяся на плечи, выжимали из него последние силы. Теплый полумрак комнатки да упругость матраса на старой железной кровати казались Данбуриту величайшим счастьем — стоило только добраться до них.