— По росту. Не зрелищно из зрительного зала будут выглядеть, стоящие рядом, высокая и малорослая девчонки, — кивают обе.
— Дальше. Твердо определившись, кто с кем стоит, костюмы красить централизованно в одном месте и одной краской, — снова кивают, — Важно, чтобы все отобранные были твердо уверены, что будут выступать на концерте. Иначе отсутствие одной в ряду, автоматически исключает участие соседки в представлении, — задумалась.
— Что насчет мелодии и исполнителя? — интересуюсь.
— Мы думали, но может ты, чего подскажешь? — вот хитрюги. Делаю строгое лицо:
— Мы ведь договаривались что, все делаете сами. А музыкант? Надо из школы, ведь здесь репетировать будете? — вспоминаю.
— Мы думали, — тянет неопределенно.
— Учительница музыки или мальчик есть один в «а» классе. Он ходил в музыкалку по классу аккордеона, — вдруг прорезалась подружка.
— С ним еще не говорили, — вмешивается Светка. Задумываюсь:
— Учительница предпочтительней, опыт есть, всегда в школе под рукой. Только, как у нее занятость с концертом? Поговорите с обоими, — наконец решаю я. Вдруг баянист окажется гением малолетним.
— Все пора на урок, звонок уже давно был. Главное носы не вешать при встрече с трудностями. Если что — обращайтесь, — задорно улыбаюсь. Две неуверенные улыбки в ответ.
После урока химичка стала меня пытать про вчерашнее заседание, т. к. отсутствовала на Бюро по уважительной причине. (Мне это надо объяснять?) Химичка отвечала за внеклассную работу в школе. Но для этой работы совсем не подходит. По характеру — добрая и покладистая. Вероятно, в свое время, не смогла отвертеться от этой нагрузки. Старается быть полезной и поэтому излишне активная. Но возраст и отсутствие креативности, только мешают. Ее предложения в лучшем случае вызывают усмешки, в худшем — раздражение. Сам стараюсь с ней быть максимально корректным и проявлять уважение. Жалко ее — добрая она. Я пересказал повестку дня и решения и, распрощавшись, поторопился к директору школы. Директор у нас в школе, в прошлом военный медик. Довольно серьезный и крутой мужик и мне кажется, не совсем уважает женщин. Это немного заметно при его общении с ребятами и с девчонками или учителями-женщинами.
— А, Сергей, заходи. Сам хотел вызывать тебя, — воскликнул он, когда я, постучав, вошел в его кабинет.
— Разрешите, я начну, раз уж сам пришел? — доверительно улыбаюсь. Надо сбить его с его темы, а то потребует чего-то на завтра и все наши планы накроются. Он, удивленно улыбаясь в ответ, кивает.
— Нам с Филимоновым нужен завтра свободный день для своих дел. Каких, сказать не могу — не только мой секрет. Вас я уважаю, потому не собираюсь врать. Вот и пришел сообщить Вам, что завтра на занятиях нас двоих не будет. Вы нас знаете — на учебе и общественной работе это не отразится, — подробно излагаю.
— Та-ак, — протянул задумчиво он и полез в стол за папиросами. Потом одумался, наверное, вспомнив, что я подросток и спортсмен и захлопнул стол.
— Что это за танец ты придумал, что восьмые на головах стоят? — берет паузу, чтобы собраться с мыслями, понимаю я. Видимо, сильно я нарушаю его планы на завтра в отношении меня.
— Ничего особенного не придумывал. Видел где-то похожее выступление, представил, как позрелищнее можно сделать и подал девчонкам идею. А они уж сами дальше фантазируют. Посмотрим, что получится, — неопределенно пожимаю плечами. (Не надо мне авторства).
— А сбор информации у директора поставлен. В нашем классе есть стукачи? Хотя в жизни они есть всегда и везде. Почему их в школе не должно быть? Как быстро до директора дойдут слухи о наших махинациях с иконами? — мелькает мысль.
— А все говорят про танец Соловьева, — настаивает.
Я опять пожимаю плечами. (Мало ли, кто, что говорит?)
— Учителя с трудом на уроках порядок наводят, — продолжает он держать паузу.
— Если все получится, как у них запланировано, на концерте всех шокируют, — продолжаю дистанциирование от танца, но намекаю, что держу под контролем.
— Все эти танцы, концерты — вторично. Учеба — главное, — заявляет без убеждения в голосе.
— Как идет подготовка к празднику, в целом? — как будто и не заявлял о важности учебы только что, — А мысли-то у директора враздрай скачут. Что же он от меня хотел? — мучаюсь вопросом.