– Я – местный житель, – сказал Расс. Он вырос в этом городе и, уверена, никогда не покидал его. – Ты – практически тоже. Пора бы знать, как срезать путь.
Была ли я практически местной жительницей? Стиви осенью будет восемь, что означает, что мы живем здесь… семь лет. В окне машины один частный одноэтажный дом сливался со вторым и с третьим. Неужели и правда прошло так много времени? Теоретически я не видела никакой проблемы в том, что наше пребывание на Среднем западе почти сравнялось по времени с нашей жизнью в Нью-Йорке. И дело было не только в том, что каждый прожитый здесь год воспринимался мной как эррозия личности, которой я была до рождения детей, хотя это было безусловно так. Дело было в том, что я не могла с уверенностью сказать, как прошли эти годы. Может быть, дело в этом? Были ли они целью, причиной, итогом двух десятилетий принятия взрослых решений?
– Мы на месте, – сказал Расс, тормозя перед кирпичным зданием культурного центра, куда дети ходили в летний лагерь, оплаченный матерью Санджея для того, чтобы она могла тратить меньше времени на то, что считала женской уловкой, заключавшейся в заботе о собственных детях. – Девять с половиной минут. Прошу.
– Спасибо. Я – твоя должница, – сказала я, поднимаясь с глубокого сиденья.
– Я на тебя рассчитываю, – окликнул меня Расс, но я уже вбегала в двойную дверь. Висящие в холле часы сообщили мне о том, что я прибыла с запасом в одну минуту, что почти лишало меня возможности отказаться от проекта Блатнера.
Победа оказалась скоротечной.
– Ты опоздала! – сказал Майлз, подлетая ко мне на полной скорости. Я глотнула ртом воздух, когда он врезался лбом мне в живот.
– Где ты была? – сказала Стиви тихим детским голоском, выглядывая из-под стола, где она… пряталась? Подбирала крошки от ленча? Можно было только гадать.
– Я не опоздала, – сказала я своим неблагодарным отпрыскам, когда снова смогла дышать после нокаута. – Я приехала вовремя. Я была на работе. – «Точно так же, как каждый день, и сегодня я даже ушла раньше, чтобы заехать за вами, потому что ваш отец занят тем, что наслаждается жизнью».
Я собиралась направить их к беспорядочной куче одежды и контейнеров для еды под шкафчиками, когда поняла, что в углу, сидя на большом круглом пуфе, хлюпает носом маленькая девочка, причем этой девочкой была Сесили.
– Сесс? – окликнула я ее. – Где твоя мамочка, дорогая?
Ее большие голубые глаза были затуманены слезами. Она просопела:
– Я не знаю.
– Ах, милая, все нормально, – сказала я, опускаясь на колени возле нее и кладя руку ей на спину.
– Пожалуйста, не прикасайтесь! – крикнула мне вожатая, чье имя начиналось с буквы Б – Бриттани или, может быть, Бекка.
– Она – дочь моей лучшей подруги, – сказала я.
– Простите, но это не соответствует правилам Арены знаний. Только родителям и вожатым разрешен непосредственный контакт с посещающими лагерь детьми.
Я была почти уверена, что Дженни внесла меня первой в список на случай чрезвычайной ситуации, но пререкания с вожатой ни к чему бы не привели. В любом случае Дженни влетит сюда в любую секунду и спасет Сесили точно так же, как я спасла своих детей, которых все еще нужно было отвезти домой.
– Я не прикасаюсь, – сказала я, поднимая ладони вверх, как подозреваемая в преступлении. И подмигнула Сесили, которая выдавила из себя улыбку. – Как насчет того, чтобы Стиви, Майлз и я остались здесь с тобой до тех пор, пока не появится твоя мама? – спросила я, и Сесили кивнула.
Сев на ковер, мы прочитали одну книжку, а потом вторую, но даже после третьей Дженни так и не подала признаков жизни. Я снова позвонила ей, но она не ответила. Затем я отправила эсэмэску Санджею, сообщив, что нам нужна машина, и попросив его немедленно перезвонить мне.
Двадцать долларов штрафа, в лагере не осталось ни одного человека, и я не смогла связаться с Дженни или Мэттом. На этой неделе он был дома, значит, возможно, сидел на совещании или принимал участие в вебинаре.
Но где была она? Забыла, что ли? Такое случилось однажды, несколько месяцев тому назад, но в отличие от меня ей, как правило, не требовалось напоминать о том, что нужно забрать детей. Неужели она заразилась кишечной палочкой, или попала в аварию, или же остановилась, чтобы спасти случайного прохожего от чего-то ужасного? Только последний сценарий был наиболее вероятен, я уже представляла себе ее самоуничижительный пост, в котором она рассказывает, как, гуляя неподалеку от своего дома, неожиданно увидела старушку, которая упала и не могла подняться.