Нацуки и так справилась достаточно быстро.
— Допустим, — сказала она, — просто допустим, что весь этот бред, который вы сейчас на пару ловко исполнили, ребята… Предположим, что так и есть на самом деле, да?
Мы с Моникой с готовностью закивали. Как двое из ларца-одинаковы с лица, е-мое.
— Абсолютно.
— Мы бы ни за что не стали тебе врать, Нацуки.
И тут она взорвалась.
— Ты даже щас врешь, Моника! Нагло заливаешь прямо в лицо! Без капли гребаного стыда!
Уфф… Кажется, разбудили вулкан. И это с учетом того, что самые жесткие подробности о том, что Моника творила во время второго акта, опустили. Даже не сговариваясь. Ограничились только рассказом о том, что они живут в игровом мире из нескольких зацикленных актов, который постоянно перезапускается, И что президент литературного клуба в этом мире несколько равнее всех остальных. Конечно, откровенность откровенностью, но так бы коротышка просто сбежала от нас куда глаза глядят. А она и без того к этому близка уже.
— Ты говоришь… г-говоришь… — Нацуки скомкала в руках салфетку, усеянную крошками. Голос ее дрожал, щеки горели пунцовым румянцем, — что свое «прозрение» испытала несколько лет назад…
Моника склонила голову.
— Да, это правда. Шесть лет назад. Даже чуть больше, шесть и один месяц, около того.
— Тогда почему ты, черт возьми, не рассказала об этом раньше?
Из-за того, что вы бы отреагировали так, как ты реагируешь сейчас, хех, подумал я. Но озвучить эту мысль не успел. Потому что Монику тоже эмоциональный всплеск разобрал.
— Я пыталась! — вскричала она, — было время, когда я из раза в раз, из цикла в цикл, упрямо вбивала в вас это знание! Я посвящала этому клубные собрания в свободное от скрипта время, я выдергивала вас с уроков, ловила на переменках! Даже домой заглядывала! Думаю, ты знаешь, Нацуки, сколько усилий я могу приложить, и в это я влилась без остатка! Поэтому здесь твои обвинения бьют мимо!
Нацуки от этой тирады аж сжалась. Тут я понял, что пора немножко охладить траханье, скандал нам совершенно ни к чему. Еще ляпнет лишнего. Я осторожно взял Монику под локоть.
— Хорош, Мони, мы все тебя услышали.
Она шумно выдохнула, всхлипнула и шмыгнула носом.
— Только вот проку от усилий все равно никакого, — сказала Моника с какой-то безнадегой, — бывало, что моя убедительность срабатывала. Не всегда, разумеется, я не настолько хороша — тридцать пять раз из ста, наверное. Вы мне верили, и мы вместе начинали искать путь отсюда… А потом наступал день фестиваля, и игра перезапускалась. И когда я видела ваши глаза, в которых даже проблеска этих новых знаний не оставалось, мое желание что-либо менять испарялось понемногу. Только сумасшедший будет повторять одно и то же и надеяться на разный исход.
И несмотря на это, она все равно каждый цикл исправно вкладывала Саёри мысли о суициде, втапливала в пол нездоровые наклонности Юри и стирала Нацуки из реальности. Я хмыкнул. Вообще свою сторону истории Моника сложила красивую, гладкую. Она отлично бы смотрелась в качестве слезливой театральной пьесы. Моноспектакля, например.
(МОНИСПЕКТАКЛЯ АХАХАХАХАХАХ НУ РАЗВЕ НЕ ЧУДЕСНЫЙ КАЛАМБУР)
Жаль, конечно, что этот спектакль шел вразрез с тем, как все было на самом деле. В чем Моника мне честно признавалась все эти несколько дней.
Нацуки исподлобья глянула на Монику. Взгляд был жесткий и с изрядной долей недоверия.
— А что же изменилось сейчас? Кроме того, что Гару теперь не Гару, а вот этот…
— Игорь или Гарик, — подсказал я, — но тебе же вроде привычнее звать меня «Гару».
— Больше нет! — отрезала Нацуки, — мне сейчас вообще непривычно рядом с тобой находиться. Стремно даже!
Она отпрянула от меня как от прокаженного и вскочила с дивана, на котором мы все расположились.
— Нат, ты чего? — Я поднялся следом за ней, — Ты злишься, и это нормально, мы все понимаем. Сядь, пожалуйста, и выдохни. Давай я тебе еще кофейку горячего подолью с печеньками…
— Не подходи! — взвизгнула Нацуки так пронзительно, что зазвенели даже чашки в шкафчике на кухне, — стой где стоишь!
Клянусь всеми богами, искусством звуковой атаки она владела на все сто. Уши мне мгновенно заложило. Ну вот, теперь в них надолго белый шум поселится, типа того из десятичасовых видосов для засыпания.
Моника простерла к ней руки.
— Нацуки…
Та яростно сжала кулаки и с мольбой посмотрела на подругу.
— Моника, блин, скажи, что вы пошутили. Что это все прикол, абсолютно дебильный прикол, который вы вдвоем выдумали… просто, чтоб меня разыграть. За все мои насмешки… и вообще. Еще и пацана того привлекли, брата Гару… Ну признайся ты! Хватит уже, слишком далеко зашло. Гару, и ты… п-пожалуйста.