- Георгий Алексеевич, - протянул ему руку Аркадий Петрович, - как ваше самочувствие?
- Бывало лучше, - усмехнулся Бахметьев, жестом предложив присесть.
- Я вас не задержу. Княгиня уже дала показания относительно стрельбы в её усадьбе. Я приезжал ранее, но мне сказали, что вам нездоровилось.
- Давно вы в Покровском были? – поинтересовался Георгий.
- Пару седмиц прошло, - ответил Турмалинов.
Достав из портфеля блокнот, пристав по следственным делам приготовился записывать показания графа. Бахметьев повторил слово в слово всё то, что ранее ему рассказала княгиня Одинцова. От себя добавил лишь, что о визите Караулова в Покровское узнал от Тоцкого тем же утром. Турмалинов уже готов был распрощаться, когда граф остановил его:
- Аркадий Петрович, - смутившись, Георгий Алексеевич отвёл взгляд, но всё же решился продолжить, - Вера Николавна вам ничего не говорила… - так и не смог произнести он фразу до конца.
По напряжённому взгляду, по дрогнувшему голосу Турмалинов догадался, о чём желал, но не решался его спросить граф Бахметьев.
- Я спрашивал Веру Николавну, не желает ли она передать что-нибудь для вас, но княгиня ответила, что такой необходимости нет, - тихо отозвался Аркадий Петрович.
- Благодарю, - ровным тоном ответил Бахметьев и пожал протянутую на прощание руку.
Ежели у него и имелись какие-то сомнения относительно искренности своей матушки, то ныне они отпали, ведь у Турмалинова не было причин лгать ему.
Наутро следующего дня Георгий спустился в столовую к завтраку гладковыбритым и с безукоризненно повязанным на шее галстуком.
- Жорж, ты никак собрался куда-то? – поинтересовалась во время трапезы графиня.
- В Покровское, - поднял голову от тарелки Бахметьев.
Лидия Илларионовна аккуратно положила вилку, промокнула губы салфеткой и, демонстративно поднявшись из-за стола, удалилась из столовой.
Георгий даже глазом не моргнул в ответ на подобный знак недовольства и окончив завтрак, жестом подозвал лакея, велев тому передать на конюшню, чтобы подготовили экипаж.
Поднявшись к себе в будуар, madame Бахметьева присела к дамскому бюро. Положив перед собой чистый лист бумаги, Лидия Илларионовна принялась торопливо писать.
«Я пишу к Вам, взывая к Вашему разуму. Ежели моему сыну не достаёт такового, то хоть Вы будьте благоразумны. До знакомства с Вами он был совершенно другим человеком, ему открывались весьма достойные перспективы, но связь с Вами лишила его всего. Его карьера, его жизнь – всё это на Вашей совести. Оставаясь с Вами, он сделается изгнанником, изгоем в обществе. Ответьте себе, разве того Вы желали бы ему? Вы сами вскоре станете матерью. Разве Вы пожелали бы подобной судьбы своему дитя? Заклинаю Вас, откажитесь от него пока не поздно».
Окончив, она торопливо свернула письмо и позвонила в колокольчик. На порог будуара ступила Дарья.
- Отнеси Илье, - протянула она конверт горничной. – Пусть в Покровское свезёт. Да побыстрее. Конюху скажи, пусть, что хочет делает, но выезд на час задержит.
Дарья присела в книксене и поспешила исполнить поручение графини.
Георгий уже битый час расхаживал из угла в угол по кабинету, а экипаж так и не подали. По словам лакея, вернувшегося с конюшни, колесо экипажа соскочило с оси, и ныне его пытались приладить на место. Бахметьев даже подумывал о том, чтобы поехать верхом, но ноющая боль в ране, заставила его отказаться от подобного намерения. Наконец, дверь в кабинет приоткрылась, и лакей доложил, что карета подана.
Случившаяся накануне оттепель привела дороги в совершенно негодное состояние. Экипаж то и дело увязал в глубоких колеях, двигаясь столь медленно, что Георгий уже не раз подумал о том, что пешком дошёл бы быстрее. Обыкновенно дорога от Бахметьева до Покровского занимала не более часа, а нынче пришлось добираться почти два.
Дворецкий проводил его сиятельство в гостиную и оставил там дожидаться хозяйки. Георгий застыл у окна, из которого был виден старый флигель по ту сторону замёрзшего пруда перед особняком. Память вернула его почти на пять лет назад. Вспомнилось, как с замиранием сердца шагал к тому самому флигелю в то время, как в ночном августовском небе с воем взрывались шутихи фейерверка, устроенного по случаю дня рождения старой княгини Уваровой. Верочка была всего лишь гувернанткой, юной и неискушённой. Как же сильно она переменилась с тех пор! Исчез тот налёт наивности, что так увлёк его по началу. Ныне она стала хозяйкой довольно внушительного состояния, и в самом деле может статься так, что он ей более не нужен. Тогда она согласилась на его скандальное предложение, лишь потому, что была загнана в угол обстоятельствами, ныне же ничто не мешало ей указать ему на дверь. Ведь поспешила оставить его, как только с неё были сняты все обвинения. Она перестала в нём нуждаться и тотчас уехала.