- Чему обязана вашему визиту, Георгий Алексеевич? – вошла Верочка и вздрогнула оттого, что двери за её спиной громко захлопнулись.
Бахметьев, не говоря ни слова, шагнул к ней и, обняв за плечи, приник к губам в долгом поцелуе. Вера попыталась отстраниться и упёрлась ладошками в его грудь, но испугавшись, что причинит ему боль, тотчас убрала руки. Она застыла в его объятьях, не решаясь шевельнуться. Прервав поцелуй, Георгий кончиками пальцев погладил тонкую шею.
- Я всё знаю, - тихо прошептал он, покрывая поцелуями уголки дрожащих губ, закрытые веки, пламенеющие румянцем щеки. – Моя мать призналась, что запретила тебе приезжать. И про письмо тоже рассказала.
- Что с того? – вздохнула Вера.
- Ты любишь меня? – приподняв пальцами её подбородок, заглянул ей в глаза Георгий. – Только не лги мне. Помнишь, ты просила меня никогда не лгать тебе? – спросил он.
- Помню, - высвободилась из его объятий Вера и обхватила себя руками за плечи. – Это ничего не меняет, Юра. Нам надобно расстаться, потому как…
- Просто ответь, - перебил её Бахметьев.
- Люблю, - прошептала чуть слышно, отводя глаза. – Но твоя мать права. Я тебе не пара.
- Выслушай меня, - попросил Георгий. – Когда истечёт срок траура, мы обвенчаемся. Я вновь подам в отставку. Её примут, я уверен в том. Мы уедем отсюда. У меня есть небольшой дом в Одессе. Там никто ничего о тебе не знает.
- Я боюсь, что ничего из того не выйдет. Мы ведь один раз уже пытались уехать, - упрямо покачала головой Вера.
- Просто доверься мне. Если мы оба того захотим, то всё получится, - принялся убеждать её Георгий.
- Есть ещё кое-что, - бросила на него взгляд из-под ресниц Верочка.
- Что? – хмуро спросил Бахметьев.
- Анна. Я не могу оставить всё так, как оно есть. Я не имею права…
- Поедем к Ивлеву. Сразу после Пасхи, как только дороги просохнут. Уверен, Иван Сергеевич что-нибудь посоветует. Только позволь мне остаться с тобой.
- Это неприлично, Юра.
- Плевать я хотел на приличия. Поздно запирать ворота, коли лошадь убежала из стойла, - возразил Георгий. – Весь Петербург ещё долго нам кости перемывать будет. Иди ко мне, - раскрыл он ей объятья.
Вера шагнула к нему и прижалась щекой к тёмно-зелёной ткани мундира на его груди:
- Я всё боюсь, Юрочка, что нам опять что-нибудь или кто-нибудь помешает.
- Никто нам не помешает. Караулов отправится на каторгу, туда ему и дорога, ни моя мать, ни Дашков более не станут чинить нам препятствий.
- Оставайся, - провела кончиком пальца по его губам Вера. – Будь, что будет.
Казалось, в доме никто не удивился тому, что гость не уехал с наступлением вечера, а остался в усадьбе. Да и от кого таиться было? Вся прислуга уже давно знала о взаимоотношениях хозяйки и молодого барина из соседнего имения. Даже Майер совершенно невозмутимо воспринял появление за ужином его сиятельства.
Ужин закончился довольно поздно. Майер первым откланялся и оставил княгиню Одинцову и графа Бахметьева наедине. Вера всё не решалась оторвать взгляд от тарелки. Георгию приготовили спальню в том же крыле, где находились и её покои. Ей безумно хотелось остаться этой ночью с ним, но она так стеснялась своего располневшего тела, что даже намёком не высказала ему, что хотела бы видеть его в своей спальне. Он сам заговорил о том.
- Позволь мне сегодня быть рядом, - улыбнулся он, пытаясь поймать её взгляд.
Вера вздохнула:
- Боюсь, ты будешь разочарован, Юра. Я ведь не та, что прежде.
- Ты – самая прекрасная женщина на земле! Ты – лучшее, что у меня есть, - поднялся он из-за стола.
Остановившись за её спиной, Георгий положил ладони ей на плечи.
- Я люблю тебя, - склонился он к её уху. – И мне совершенно не важно, как ты выглядишь нынче.
- Пойдём, - поднялась со стула Верочка.
Её пальчики скользнули в его ладонь. Поднявшись в будуар, она отослала Дуняшу и прошла к дверям в спальню.
- Ваше сиятельство, - обернулась она к нему с лёгкой полуулыбкой на устах, - вынуждена просить вас быть моей камеристкой.
- С большим удовольствием, - отвесил театральный поклон Георгий.
И до того стало светло в душе, легко и радостно на сердце. Может оттого, что вновь видел её улыбку, вновь слышал тот шутливый тон, что так успел полюбить.
Расстёгивая пуговки на её платье, Георгий то и дело касался губами тонкой шеи, гладил обнажившиеся плечи. Платье упало на пол, но ни он, ни она не обратили на то ни малейшего внимания. Как давно не были вместе, как истосковались по ласковым прикосновениям к обнажённой коже. И отнюдь не пылкое желание владело обоими, но от нежности щемило сердце, кружилась голова, так хотелось коснуться, прижаться губами к губам. Тонкие пальцы пробежали по широкой обнажённой груди, чуть задержались на красноватом шраме от полученного ранения.