Щиц легко выпрыгнул из котла, так и не коснувшись края, и прихлопнул его крышкой.
– Не открывайте до послезавтра, ладно? А то учуют еще, – попросил он, улыбаясь так широко, как будто только выиграл королевскую лотерею.
– Ты что сделал?! – воскликнула Бонни, – Это что такое?!
– Косметический ремонт твоей мертвой вороны. Я немного поправил крылья, она, если ты не заметила, потеряла пару важных перьев, нарастил когти, вправил вывихнутый палец, перекрасил… Свободным человеком я брал за такое немалые деньги, ну. В основном, конечно, за шоу, а не за трудозатраты, но где вы еще увидите такое шоу, а? Так где мое «спасибо, Щиц, ты сделал из моей вороны настоящее исчадие холодного Ада»?
Лучезарная улыбка сильно приугасла, он был готов грудью защищать свое творение, и это было очень заметно. Он занервничал. Бонни никак не могла свыкнуться с новым видом своей ненаглядной – и тоже нервничала. Так и до ссоры недалеко…
Ой! Вместо всяких споров Щиц оперативненько оседлал кривоногую табуретку, захапал котелок с подостывшим рисом и теперь уплетал за обе щеки с какой-то удивительной скоростью. Порция, которую я варила на троих, исчезла за несколько секунд.
– Бонни… – шепнула я, ликуя, что все-таки не стала случайной отравительницей, готовая за это простить Щицу даже государственную измену и пару-тройку невинно убиенных младенцев, – смотри, он все еще живой! Давай ты его помилуешь? Ну сама подумай, он же как лучше хотел: кто подумает, что ворона, раскрашенная под исчадие холодного Ада, и вправду мертвая? Решат, что ты выпендрежница с задвигом на теме смерти, вот и все…
– Еле… Эля дело говорит, я еще и эманации смерти зарихтовал под неумелую иллюзию. – Щиц отсалютовал ложкой. – Есть еще чего-нибудь съедобное? Слишком много энергии потратил, давно не практиковался…
– Только сухарики для лошадок! – процедила Бонни, голодная и оттого жестокосердная.
– Давай сюда свои сухарики, – и, видя, что Бонни не собирается ничем делиться, добавил жалобно: – Ну я же лучше какой-то там лошадки, ну. И голоднее.
– Пусть тебя хозяйка кормит! – Бонни задрала подбородок.
– Чего-о-о? – удивился Щиц. – Нет у меня хозяйки, кроме академии!
– А… я… э-э-э… хотела предложить кое-что.
Кажется, самое время, пока Бонни еще что-нибудь не ляпнула. Да и…
После того, как я увидела магию Щица, мне слабо верилось, что он согласится. Безусловно, это взаимовыгодная сделка; безусловно, умный человек вряд ли откажется от такого шанса, но…
«Всегда учитывай людские чувства, – сказал бы мне папенька, если бы счел бы нужным меня учить. – Особенно, когда работаешь с мастерами».
Гордость – страшная штука – порушила немало выгодных сделок. Помнится, мастер кузнечного дела, которому папенька хотел поручить выковать для него парадный меч, отказался от денег: он работал только с боевым оружием, и папенька нанес ему страшное оскорбление. Он чуть не прекратил с нами всякое сотрудничество, но папенька взял бутылку и запропал в его мастерской на три дня. Меча у него так и нет, ну да и ладно, все равно папенька не умеет с ним обращаться. А вот мастера он удержал.
Мастера знают себе цену. И Щиц гордится своим искусством как настоящий мастер. Я не знаю, насколько сложно то, что он сделал, потому что не отличу настоящей магии от фокуса. Но я знаю, как выглядит уверенный в своих умениях человек.
Как Щиц сейчас.
Он даже держится чуть прямее, чем обычно.
– Э-э-э… – протянула я неуверенно.
Щиц посмотрел на меня внимательно, отложил ложку, которой выскабливал миску.
– Ну?
– Я… общалась с той женщиной, которая отвечает за фамильяров…
– Хочешь, чтобы я тебе белку поймал? – расслабился Щиц. – Или кого-нибудь получше?
– Не совсем… – протянула я.
Бонни мерзко хихикнула.
Иногда она ведет себя как прирожденная ведьма. Хотя любая девчонка порой себя так ведет. Могла бы привыкнуть.
– Перестань, а? – тоскливо попросила я. – Понимаешь, тогда я думала, что ты просто ну… разнорабочий. Ходит столько неправдоподобных слухов, как ты в рабы попал… И если бы я хотела просить тебя кого-то поймать, то это был бы ты.
– Прекрати мямлить, – фыркнул Щиц. – Я никак в толк не возьму, о чем ты.