— Так он сделал тебе предложение или нет? — настаивала Реня. — Если сделал, то должен подарить кольцо.
— Это предрассудок, — сказала я. — Я не хочу кольцо. У нас нет денег.
— А мой муж… — завела Реня, а у меня появилось желание выключиться из разговора, собственно говоря, я уже выключилась, зная все наизусть.
Ее муж о ней заботится, ее муж покупает ей все, чего только она не пожелает, ее муж замечательный, ее муж построил большой дом с джакузи, ее муж… А Адам будет думать, чего он хочет.
— …и потому я считаю, что мужчина должен делать подарки женщине, — закончила Ренька, но я не слушала, а значит, она не вывела меня из себя.
— Твой муж зарабатывает в месяц столько, сколько Кшись и Адам, вместе взятые, за полгода, — сказала Уля. — Ты об этом подумай.
— Боже мой, девушки, я не хотела вас обидеть, я только хотела сказать, что есть примета: если не подарят кольцо, хоть какое-нибудь, то не будет счастья… — Ренька с сокрушенным видом подалась вперед. — Поэтому я и считаю, что Адась должен был подарить Юдите кольцо. Скажи, Ютка, разве я не желаю вам добра? — У Рени на глазах выступили слезы. — Ведь я действительно хочу, чтобы у вас было все хорошо…
Я устала, подавлена и замучена ежедневными поездками на работу на поезде, я устала от зимы, устала тосковать по Адаму, машина окончательно сдохла, я должна починить ее к апрелю, я устала от Тосиного невежества, она снова занята главным образом Якубом и уже не стремится понравиться ему своими познаниями, а лишь… даже страшно подумать чем. Я мечтаю зарыться с головой в свою постель, включить телевизор, съесть какой-нибудь вкуснющий бутерброд и заснуть до конца зимы.
Азор вошел в кухню, и я тут же схватилась за сок. Реня, с тех пор как забеременела, угощает нас исключительно соком. А я с огромным удовольствием напилась бы сегодня! Я уже привыкла к Азору так же, как к Рениным речам, но всякий раз, когда он подходит ко мне, мороз подирает по коже. Взял бы да хоть раз подошел к Уле, которая его совсем не боится! Так нет, этот чертов ротвейлер, видно, рассчитывает, что я с ним подружусь. Только через мой труп!
Азор положил мне на колени морду, я не шелохнулась, а потом осторожно опустила ладонь ему на голову. Может, сегодня он меня еще не сожрет?
— Почему вы так со мной? — У Реньки на глазах слезы. — Я ведь хочу вам добра…
Уля бросила на меня многозначительный взгляд, я вздохнула: мол, знаем-знаем, беременные женщины так чувствительны, просто кошмар. А уж до чего раздражительны!
— Я знаю, — погладила я Реню по плечу, — я же знаю…
Появился Ренин муж, обвел нас недружелюбным взглядом и кинулся целовать жену.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты нервничаешь? — подчеркнуто укоризненно глянул он на нас.
— Привет, котик, — сказала Реня. — Все в порядке, потрогай. — Она приложила его руку к своему животу, и лицо мужа просветлело.
Собственно говоря, они хорошо дополняли друг друга — Ренька сияла, а ее муж на глазах таял.
Уля подала мне знак, я встала, Азор зарычал, я сразу же послушно села.
— Хороший песик, — улыбнулся Ренин муж. — Куда это вы собрались? Давайте выпьем, поболтаем! Налить?
Я никуда не иду. Выпить? Непременно!
— Нам уже надо идти. — Уля выразительно посмотрела на меня.
— Никуда вам не надо, поможете нам выбрать имя для ребенка… правда, золотце?
— Ясное дело! — Ренька сложила руки на животе и улыбнулась, как Богородица на иконе. — Ну, наверное, вы не уйдете так сразу…
Я и с места никуда не двинусь. Ренькин муж, несмотря на Улины протесты, достал новые бокалы и налил какой-то пока не опробованный мной алкоголь, раздробил лед на мелкие кусочки, залил сиропом, добавил апельсиновый сок и дольку лимона — за уши не оттянешь!
В общем-то и Уля не так уж спешит…
— Мы подумываем о Марии… — Ренин супруг сел за стол, откинулся на стуле, закинув руки за шею.
— О Марии Магдалине, — вставила Ренька.
— Нет, просто о Марии, — поправил супруг.
— Но Марыся, Маня… так банально, — поморщилась Реня.
— Вот именно… — добавил он.
— А мне нравится Мария, — одобрила Уля. — А может быть, Мария-Антонина…
— Эта какая-то королева?
— Уля имеет в виду вашу дочку… — робко пояснила я.
— Откуда вы знаете, что у нас будет дочь? — спросил Ренин муж. — Мы не знаем. Да и знать не хотим.
— Антоний — красивое имя для мальчика, — вставила я. — Хотя, разумеется, самое красивое мужское имя — Адам.
— Вполне может быть, — любезно согласился Ренькин муж и поднял свой бокал, чтобы мы с ним чокнулись. Мы послушно присоединились — коктейль потрясающий.
— Никаких «может быть»! — возразила Ренька. — Дело не в том, что может быть, а в том, что должно быть так, как мы захотим!
— Так и будет. — Уля отпила свой коктейль, и я заметила, что он ей понравился, как и мне.
— Меня очень даже устраивает Антоний, — сказал Ренин супруг, и я заметила, как Реня вся сжалась и на глаза у нее навернулись слезы.
Муж мигом ее обнял и прижал к себе. А у меня словно мурашки побежали по спине… Адасик, прижмешь ли ты меня еще когда-нибудь?
— Что случилось, дорогая? Что-нибудь болит?
— Не болит… Ты говорил, что тебе все равно, кто у меня родится, а теперь хочешь мальчика…
— Я не хочу мальчика! — вырвалось у него, и он погладил жену по плечу, мы с Улей переглянулись и опорожнили свои стаканы.
— Почему ты не хочешь мальчика? А что, если родится мальчик? Почему тебе больше хочется девочку?.. — захлюпала носом Ренька.
Мы с Улей поднялись. Ренькин супруг вскочил:
— Не надо никуда уходить. Разве вы не видите, что мое золотце это нервирует? Садитесь, я налью.
Он взял наши бокалы и снова наполнил их доверху, а у меня все закружилось перед глазами, как будто бы я неслась на карусели. Впервые после того письма мне сделалось так легко.
— Дорогая, я же говорил тебе, что буду счастлив, если ребенок будет здоровый… а родится мальчик или девочка… мне действительно все равно.
— А может, Бася? — успокоилась Реня.
Я выпила залпом стакан, и жизнь показалась мне намного проще. Всего лишь пару недель. Время так быстро летит! И глазом моргнуть не успеешь, как будет апрель.
— Бася мужественная, — согласилась Уля, — как Бася Володыевская [33].
— Учитывая, что до замужества у нее была другая фамилия, — пояснила я. — Не Володыевская, а Езерковская.
— Но имя-то было то же самое, — метнула на меня ехидный взгляд Уля.
— Имя — да, а фамилия — нет.
— Мы же не фамилию выбираем, — мягко объяснила мне Уля.
— А откуда ты знаешь, что будет девочка? Девушки, а как вы себя чувствовали во время беременности? — Ренькин муж с неподдельным интересом посмотрел на нас. — Что вы ели? Больше острого или больше сладкого?
Мне и не вспомнить, что я ела почти двадцать лет назад. Селедку, наверное, но зато в сладком виде. А это острая или сладкая еда? У Ули тоже одни дочери, совсем как у меня; у меня тоже одни дочери, только в единственном числе, а у Ули в двойственном. Коктейль умопомрачительно хорош, Ренин муж очень внимательно вглядывался в нас.
—Ну?
— Я, по-моему, ела смалец [34], больше всего любила смалец с лучком, но при этом со сладкими яблоками… — с трудом произнесла Уля. — И соленые огурцы… но только в самом начале. Правда, творожный пирог тоже неплохо у меня шел…
— И родила дочерей… — прошептал Ренькин муж. А потом Реньке: — Ты тоже любишь пирожные… это к дочери… Бася? А может, что-нибудь пооригинальнее? Бланка? Клаудина? Мартина? А ты что ела? — Это уже мне.
— Селедку, — ответила я и расхохоталась. — Много селедки, но в сладком виде…
— Если селедка — то парень! — оживился будущий отец и опять схватил наши стаканы. — Значит, будет мальчик, потому что Реню все время тянет на китайскую кухню!
Я не стала напоминать, что у меня после этой селедки родилась дочь — так они оба обрадовались. Мы снова чокнулись. Ренькин муж принес календарь.