Михаил Григорьевич Львовский
«Я вас любил...»
На крыше старого многоэтажного дома, возле кирпичной трубы, испещренной полустертыми надписями углем и мелом, из которых можно было узнать, что «Федька дурак», а «Зина+Сережа =?», сидел Коля Голиков. Это было то заветное место, куда забирались ребята из Колиного двора, когда чувствовали потребность в одиночестве. У пятнадцатилетних подростков такие минуты выпадают нередко, и, судя по количеству надписей на трубе, заветное место служило прибежищем не одному поколению, выросшему и возмужавшему в старом многоэтажном доме.
Коля печально смотрел на бумажного змея, еще в прошлом году запутавшегося в электрических проводах, и размышлял о сочинении на вольную тему.
«Если б я мог написать о том, что случилось со мной в восьмом классе… Вроде я тогда все понял… А как начну вспоминать, сразу так задумываюсь, что все спрашивают: „Голиков, что ты такой грустный?“ А я не грустный, я думаю. Слишком трудная тема».
Может быть, Коля напишет свое сочинение о чем-нибудь другом, выбрав тему полегче. Например, «Как я провел лето» или «Моя любимая книга». Но историю, которая произошла с Колей Голиковым в восьмом классе, стоит рассказать.
Если ваш двор соседствует с летним кинотеатром и с какого-нибудь дерева виден его экран, вам безусловно повезло в жизни. Еще лучше, если во дворе вашего дома — служебный вход в цирк. А ребятам из Колиного двора повезло больше всех. С ранней весны и до последних теплых дней осени они могли слышать гул толпы, гуляющей по Парку культуры и отдыха, и музыку духовых оркестров. В оконных стеклах старого дома по вечерам мелькали отблески неоновых реклам, а иногда и фейерверков. В парке были и кино, и цирк, и эстрадные театры — все вместе. Стоило только проникнуть сквозь ветхий заборчик, увитый никому не мешающей колючей проволокой, — и вы там. Мало того — в Колином дворе была калитка с надписью «Служебный вход», через которую на Колиной памяти прошло множество знаменитых артистов. Один раз даже Аркадий Райкин.
В тот памятный весенний день Жорка, рослый паренек с сигаретой в зубах, под треньканье гитары, в окружении почитателей его таланта исполнял невероятную смесь из чечетки, твиста, шейка и еще чего-то совсем непонятного.
Очень скоро должны были начаться экзамены, но Коля Голиков беспечно играл в пинг-понг со своим закадычным другом Женей Липатовым. Опершись о рамы велосипедов, за игрой наблюдали болельщики.
— Маришка, темп! — кричали игроки, когда мяч падал на землю.
Девочка в брюках и ковбойке бросалась за мячом. В ее глазах светилась благодарность за оказанное доверие.
По временам через двор проходили мужчины и женщины с чемоданчиками в руках. Некоторые из них несли музыкальные инструменты. Задержавшись у стола для пинг-понга или возле танцующего паренька, они направлялись к артистическому входу. По дороге толстые оркестранты с большими трубами в футлярах обсуждали «смертельные» удары, и было смешно смотреть, как они повторяли движения дворовых «мастеров».
Но вдруг игра прекратилась. Коля увидел тоненькую девушку, появившуюся в арке ворот. Она шла с чемоданчиком в руке. Ее волосы были собраны в пучок на затылке.
Такое случилось с Колей в первый раз в жизни. Из-за дощатого забора по-прежнему доносился гул толпы, а ему показалось, что зазвучала скрипка.
— Сдаюсь, — сказал он и положил ракетку.
Жорин танец заставил девушку остановиться. Польщенный танцор «выдал» все, что мог.
Девушка пошла к артистическому входу.
— Артистка? — тихо спросил Женя Липатов у Марины.
— Что ты! — возразила Марина презрительно. — Дочка чья-нибудь.
— Наверно, балерина. Сегодня в Зеленом балет, — предположил Жора. — Эй, рыжая! — крикнул он девушке.
Та прибавила шагу.
— Испугалась, — продолжал Жора. — Ты нам скажи: ты артистка? Ну чего задаешься?
«Задаешься» — это очень тяжкое обвинение. Девушка остановилась и суровым взглядом обвела ребят.
— Ты так сделать можешь? — спросил Жора и, растопырив руки, задергал головой из стороны в сторону. Получилось, как у танцоров из восточных ансамблей.
Девушка усмехнулась, но было похоже на то, что она бы этого не сумела.
— А так?
Жора заколыхал плечами «по-цыгански».
Ребята зашумели:
— Рыжая, проведи меня на концерт!
— Да ее сейчас саму не пустят!
— Слабо ей…
А Жора все еще дергал плечами «по-цыгански».
И вдруг все стихло. Девушка подняла руку, и словно волна прошла от плеча к кисти.
— А так ты можешь? — сказала девушка и пошла к калитке.