– Да здравствует скептицизм! – улыбнулся нежнолицый Вульф. – Так, Баграт? Но факты – упрямая вещь. Вот насчёт контакта я с тобой согласен.
– Вопросы ко мне есть? – спросил Зимин, переждав шум. – Прежде всего у заместителей. Я отбываю на Землю на неопределённый срок.
– Есть, – сказал Сабиров. – Что с ребятами?
– Для них встреча с КУ-объектом в момент излучения закончилась печально. По мнению экспертов, модуль попал в краевую зону излучённого импульса. У обоих шок, общий паралич… Их отправили в медцентр на Курилах. Ещё вопросы?
Вопросов больше не было.
– Тогда прошу всех вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей. Помните, что на нас ложится большая ответственность. Как бы ни был контакт с цивилизацией Юпитера далёк, начинать его придётся нам.
Зимин не спеша подошёл к главному обзорному виому станции вплотную и с минуту смотрел молча на слабеющее дымное свечение юпитерианского серпа, пока от него не осталась лишь тонкая бледная полоска. И тогда стало заметно тусклое багровое мерцание в толще ночной атмосферы планеты – отблески небывалых по величине гроз, а может быть, и результат титанической работы её обитателей.
– Вы напрасно не придаёте этому значения, – сказал Старченко. – Это по-настоящему сенсационное открытие!
Наумов молча разглядывал переносицу заместителя, удивляясь его горячности и недальновидности, а может быть, нежеланию вникнуть в суть дела. Сенсация… Неужели для него это лишь сенсация? Что это – максимализм молодости или неопытность? Или ещё хуже – равнодушие? Но ведь для тех двоих…
Он перевёл взгляд на молочно-белые губы реаниматоров, скрывающих в своём чреве учёных с Юпитера, пострадавших от неизвестного излучения. Вот уже месяц, как крупнейшие учёные Земли: невропатологи, нейрохирурги, нейрофизиологи, психологи, лингвисты, специалисты в области биоэнергетики и физики излучений – пытаются спасти этих людей, но всё, что удалось пока сделать, – это предотвратить коллапс и паралич нервной системы космонавтов. Тела их с помощью специальных устройств жили, а мозг, поражённый чудовищной дозой излучения, не хотел просыпаться.
Гипотеза Наумова, высказанная им на консилиуме, породила сенсацию среди медиков, именно о ней и рассуждал Старченко. Гипотеза состояла в том, что передача юпитериан, предназначенная для неизвестного людям абонента в шаровом звёздном скоплении омега Кентавра… была воспринята космонавтами на всех уровнях сознания и подсознания! Мозг учёных «захлебнулся» ливнем чужеродной информации, сфера сознания оказалась переполненной, а основная информация осела в глубинах неосознанной психики и привела к параличу двигательных центров, что не позволяло освободить память пострадавших обычными путями и почти не оставляло надежды на их излечение.
– Сенсация, – повторил Наумов глухо. – Это прежде всего боль и горе родных и близких… вот что это такое.
Он был молод, главный врач Симуширского медцентра нервных заболеваний. Небольшого роста, хрупкий, нервный, он не был красивым, лицо слегка портили угрюмая складка губ и неожиданно нежный «девичий» подбородок, но, когда он улыбался, а случалось такое нечасто, становилось понятно, за что его любят пациенты и персонал клиники.
– И всё же, по сути дела, у нас в руках клад с тайнами Юпитера, – упорствовал Старченко. – Представь, какие знания мы получим, расшифровав «записанную» в их головах информацию!
– Не знаю. – Наумов отвернулся и подошёл к пульту медицинского комплекса. Автоматы продолжали следить за состоянием пациентов, и красно-жёлтая гамма на панели пульта указывала на то, что пострадавшие находятся на грани жизни и смерти.
На панели замерцал синий огонёк, на трёхметровые кубы реаниматоров опустились плоские многосегментные зеркала следящих систем. Одновременно ожил виом над пультом, и взорам врачей предстали тела космонавтов, поддерживаемые невидимыми силовыми сетками. К рукам и ногам лежащих придвинулись белые шланги с присосами, на панели зажглась надпись: «Питание».
Головы космонавтов скрылись в сложных ажурных конструкциях энцефаловизоров, но Наумову показалось, будто он видит страдальческие гримасы на белых как мел лицах, и ему стало зябко и неуютно.