Паренёк долго находился под впечатлением этого задушевного разговора. А какими тревожными становились его глаза, когда узнавал, что у директора начался очередной приступ астмы! Он даже тайком от меня написал письмо отцу и попросил прислать для Павла Власовича «хорошее лекарство против астмы».
Есть педагоги, которые, желая выставить себя в красивом свете, ставят заведомо завышенные оценки. Таких факиров я бы в три шеи гнала, так как усматриваю здесь прямую измену государственным интересам и духовное растление учеников.
И в самом деле. Ученик занимается из рук вон плохо, тетради его пестрят ошибками, он не может толком ответить ни на один вопрос и — тройка! Станет ли он после этого лучше учиться? Сомневаюсь.
Напротив, учитель, совершивший это преступление, да, именно преступление, уронит свой авторитет в глазах всего класса, а юный молчаливый соучастник, у которого, между прочим, нравственные устои ещё не столь крепки, может шарахнуться в сторону обобщений, мол, везде так. А такую вонзившуюся в душу занозу удалить нелегко!
Вот почему я не на шутку встревожилась, когда запыхавшийся Руслан остановил меня в коридоре и объявил:
— Гал-ка, живём, пя-те-роч-ка! Олег Несторович…
— Что-что? — не верю.
— Пять! — хвастливо растопыривает он пальцы.
Радость и в самом деле большая: за четыре года впервые такая отметка! Мальчик счастлив, я ещё больше. Ведь совсем недавно Руслана нисколько не волновали оценки. Теперь же, наконец, он осознал, что всё в его воле.
В честь такого чрезвычайного события разрешаю «имениннику» выфрантиться — надеть новенький синий джемпер, присланный на днях из дому, а сама бегу на почту дать телеграмму Трофиму Иларионовичу.
Схватив бланк, быстро написала текст, подаю в окошко и… чуть ли не из рук телефонистки вырываю его обратно.
— Люба, извини, передумала…
Девушка крайне удивлена. Просунув голову в окошко, глядит на меня немигающими глазами.
— Бывает же, — лепечу.
Не стану же я объяснять каждому встречному и поперечному, что мне пришло в голову: прежде чем отправить телеграмму, потолковать с Олегом Несторовичем с глазу на глаз.
Поздний вечер, в учительской математик один-одинёшенек. Он сидит за столом, опершись о него локтями и уткнув лицо в ладони. «Мальчишка важничает, собой любуется», — подумала я, присаживаясь на стул, который издаёт уже даже не скрип, а ужасный визг.
Олег Несторович отрывается от своих дум, поднимает голову.
— А-а, Галина Плато…
Я с места в карьер:
— Пятёрочку Руслану… в виде тонизирующего средства?
Олег Несторович мрачнеет на короткое мгновение. Вижу — волнуется, кадык перекатывается. Сейчас, думаю он дёрнет «молнию» на лыжной куртке под самый подбородок. Точно дёрнул, но не отзывается. Вид нашего нового математика, его медленные рассчитанные жесты всегда меня смешат. Разговаривая с ним, я прилагаю немало усилий, чтобы не рассмеяться.
Он честен до щепетильности. Влюблён в красивую девятиклассницу Наташу Любченко, но поблажек сна от него не получает…
— Так как, Олег Несторович?
— Багмут вполне заслужил эту отметку.
— Извините, я полагала…
Под моим пристальным взглядом он принимается поправлять узел цветастого галстука «мамин коврик», который у него, по не известному мне закону механики, всегда почему-то сползает в сторону. Как-то раз я ему об этом сказала и он покраснел…
— Да будет вам известно, Галина Платоновна, не далее чем вчера Багмута единогласно избрали председателем кружка занимательной математики.
«А Руслан об этом ни слова!» — довольна я.
— Не знаю, как другие педагоги, но я возлагаю на Багмута большие надежды. Он очень одарён. Я не оговорился, Галина Платоновна, одарён.
— Спасибо, Олег Несторович, спасибо.
— Пожалуйста, — растягивает он и снова принимает прежнюю позу: упирается локтями в стол и сжимает лицо ладонями.
Вечером Руслан как бы между прочим спрашивает:
— Ты дала папе телеграмму, что я?…
— Зачем?
— Правильно, — заявляет он. — Хвастунов не любит…
— А нам с тобой завтра предоставится возможность ему лично об этом рассказать.
Немой вопрос. Объясняю: сегодня звонил Трофим Иларионович, сказал, что собирается приехать за ним, Русланом — нужно пойти к бабушке в больницу.
— А я сказала, что сама тебя привезу.
Лицо мальчишки мрачнеет.
— Насовсем? — ломается его голос.
— А ты бы как хотел?