В ответ слышу знакомый хриплый хохоток:
— Дал топор — дай топорище? Так следует вас понимать, товарищ Троян? Между прочим, здесь не гостиница и я не дежурный администратор.
Хочу бросить трубку — стесняюсь Руслана, Трофима Иларионовича. Что делать? Безвыходное положение! Остановиться у Багмутов я заранее отказалась, да и сам профессор не очень-то настаивал. Куда же теперь? В гостиницу? Останавливаются же где-то люди…
— Ал-ло! Га-лоч-ка!
— Слушаю…
— Что, Галочка, — слышу весёлый голос. — Когда надо — «родненькая, милая», а взяла своё — «извините, мы не знакомы»?
— Да-да-да, — повторяю машинально, растерянно, встретившись с настороженным взглядом Трофима Иларионовича. — Простите, я найду, мир не без добрых людей, — продолжаю лепетать.
— Вот чего не ожидала, так не ожидала. Приходи, глупенькая, где ты там?
Как же я забыла, что тётя Аня любит «брать пробу»?
Такси останавливается у подъезда знакомого дома на Репинском. И тут происходит такое, что глазам собственным не верю: из машины вслед за мной выходит и Руслан.
— До свидания, папа.
— Руслан, ты куда? — восклицает крайне удивлённый Трофим Иларионович.
— Я с Галкой.
— А домой?
— Я с Галкой, папа.
Казалось бы, я должна была этому радоваться — не может, мол, мальчик без меня. Однако, встретившись с растерянным и грустным, беспомощным взглядом профессора, я вся как-то внутренне сжалась и, посмотрев на него с дружеским участием, подумала: судьба наносит ему удар за ударом: единственный сын, далеко не ребёнок, одиннадцать скоро будет! — предпочитает остаться у чужой женщины, в чужой квартире.
— Руслан, у тёти Ани полно квартирантов, — решилась я на обман. — Ты же слыхал, я еле её уговорила…
Мальчик опустил глаза и молча кивнул.
— Ладно, — махнул он рукой, усаживаясь обратно в машину. — Созвонимся, Галка, да?
— Обязательно.
Он звонил почти ежечасно, находя каждый раз для этого веские предлоги. А на следующее утро позвонил Трофим Иларионович и упавшим голосом сообщил, что Лидии Гавриловны уже нет. Не верилось, хотя внутренне я была подготовлена к такой вести.
— Вот так, Галина Платоновна, — произнёс профессор. — Вот так, — повторил он, когда я разрыдалась.
Тут же стояли тётя Аня и ещё не раздевшаяся с дороги, в пальто, Оксана Ивановна.
— Трофим Иларионович, — наконец произношу с трудом, — примите мои соболезнования… Анна Феодосьевна и… Оксана Ивановна тоже…
— Благодарю.
Я подумала: сейчас начнутся хлопоты, похороны, одному не справиться. Была б дома его сестра, а то она всё ещё читает лекции в Америке! А что, если я заберу сюда Руслана, а Оксана поможет профессору?
— Трофим Иларионович, я бы забрала Руслана сюда, к тёте Ане…
— Руслана действительно не мешало бы забрать отсюда, — соглашается Багмут. — Тем более, что он немного простужен. Что касается помощи… Поблагодарите Оксану Ивановну и, пожалуйста, не беспокойтесь — я не один. Есть у меня друзья, товарищи.
Похороны состоялись во вторник. За гробом Лидии Гавриловны шли не только преподаватели педагогического института, но и студенты. Музыка, десятки венков. Венок несли и мы с Оксаной.
«О чём сейчас думает Оксана? — пыталась я угадать. — О том, что сразу же вслед за нами кинулась сюда, чтобы не оставить любимого человека одного в беде, а он открыто отстраняет её руку помощи? А может, она не теряет надежды, надеется, что Трофим Иларионович, оставшись совсем одни с мальчишкой, трезво посмотрит на жизнь, разберётся, кто ему на деле друг?»
В том, что Оксана любит Багмута сильной и бескорыстной любовью, сомнений нет. Как ей помочь, как облегчить её страдания — она, болезненно самолюбивый человек, явилась туда, куда её не звали, где её не ждут! Трудно вытеснить из сознания душевную боль неудовлетворённого стремления, по и смягчённая, ослабленная она продолжает в нас жить.
…С той минуты, как траурная процессия вступила на кладбище, Трофим Иларионович стал всё чаще и чаще прикладывать платок к глазам, а Оксана до того разрыдалась, что идущие впереди оборачивали головы, глядели на неё кто сочувственно, а кто с укором.
— Оксана, возьми себя в руки, — умоляю её. — Успокойся.
После похорон многие, в том числе Оксана, поехали на улицу Куйбышева, а я к тёте Ане, ведь там — Руслан. Мальчик ждал меня с нетерпением. Он знал, что произошло. Плача, он без возражения согласился не участвовать в похоронах. Теперь мы с ним, обнявшись, молча сидели на диване.
Руслан в те минуты думал (он мне в этом потом признался) о том, что мы с ним одинаковые, но не совсем: у него есть отец, тётя, у меня же, кроме него, Руслана, никого. А я думала об Оксане, о том, как она обрадовалась, когда после похорон к ней подошла аспирантка, сказала: «Мы вас, Оксана Ивановна, и поныне считаем членом нашего коллектива» и пригласила вместе со всеми поехать к профессору Багмуту домой.