Выбрать главу

— Оксана, потолкуй с Трофимом Иларионовичем о Руслане, — шепнула я ей, когда мы уселись рядом в автобусе.

— О чём? — взглянула она на меня встревоженно.

— Ну, как быть с мальчиком. Не забирать же его обратно, в Сулумиевку. Я занята, работа, учёба, нагрузки.

Пока я говорила, Оксана смотрела на меня с нарастающим возмущением.

— Ты серьёзно?! В такой час отказываешься?..

— Сама бы взяла.

Её лицо совсем посерело, взгляд потух.

— Ты же прекрасно знаешь… Руслан меня видеть не может! — вырвалось у неё.

— Что же будет?

— Что? — переспросила Оксана и бросила: — Будет, как было: он останется у тебя.

Кулик вернулась на квартиру к тёте Ане подавленной, раздражённой. Она как бы вскользь уронила:

— Взяла бразды правления и ведёт себя как хозяйка дома.

— Кто?! Не та, что вела под руку Багмута? На похоронах…

— Да, она.

— Такая бесцеремонная! С какой стати? Кто она вообще?

— Не знаю, — ответила Оксана, глядя в сторону.

Я не знала этой женщины, но возненавидела её не меньше, чем Оксана. «Неужели и во мне заговорило чувство ревности?» — задала я себе вопрос.

— Багмут собирается с тобой поговорить, — сообщила немного погодя Оксана, когда мы остались с ней вдвоём. — Позвони ему.

Я поморщилась, удивилась его бестактности: «Почему же я должна звонить тому, кто собирается со мной говорить, а не он мне?» Но тут же опомнилась: «У него-то горе какое!» Тем не менее так и не позвонила.

Проходит ещё один день.

— Почему не звонишь? — спросила с укором Оксана, складывая свои вещи в дорожную сумку. — Я тебе мешаю, секреты у вас какие-то?

Я села на край стула, и обхватив колени сцепленными руками, бросила с вызовом:

— Да, секреты, а ты что думала? — И уже мягко: — Чего ради я буду звонить, если я ему понадобилась? Самолюбие нужно иметь.

Задела обнажённый нерв. Кулик сердито фыркнула, затем покосилась на меня и спросила:

— Камень в мой огород, Галка, да? Осуждаешь за то, что приехала? Пойми, не могла я иначе, — разрыдалась она и кинулась на диван, уткнув мокрое от слёз лицо в плюшевую подушку.

Только теперь она выдала тайну: за полгода до своего бегства из аспирантуры Оксана и Трофим Иларионович отдыхали вместе у Чёрного моря…

— Не могу, не могу, — продолжала рыдать Оксана.

Я рванула её к себе, усадила и отвесила одну за другой звонкие пощёчины:

— Прекрати немедленно!

Её глаза блестели, как отшлифованные линзы, ничего не выражая — ни обиды за то, что её огрела, ни стыда за свою истерику.

— Оксана, ты должна его забыть, — произнесла я строго. — Выбрось его из головы, я тебе в этом помогу… Мы с Русланом переедем куда-нибудь, чтобы он не напоминал тебе о нём. Наконец, — протянула я, ни до чего лучшего не додумавшись, — …наконец, я не нанялась к нему в няньки…

После истерики Оксана немного успокоилась. Её лицо выражало сильное утомление, усталость побеждённого.

— Галка, ты этого не сделаешь, не посмеешь, — произнесла она умоляюще.

В тот же день, вечером, оставив Руслана с тётей Аней и Оксаной, я кинулась к автомату. Подальше, понятно. Чтобы они случайно не увидели.

— Это я, Троян, — кричу в телефонную трубку. — Оксана Ивановна сказала: вы просили позвонить.

— Совершенно верно. Как там Руслан, Галина Платоновна?

— Полощет горло. Отвлекаем… Я из автомата, Трофим Иларионович, чтобы…

С того конца провода доносится прерывистое дыхание.

— Алло, алло! Трофим Иларионович, слышите?

Молчание. Начинаю побаиваться, не случилось ли чего с Багмутом. Чувство страха подсказывает, что надо что-то срочно предпринимать. А тут, как назло, сгрудилась очередь, мне подают знаки, чтобы кончала разговор. Бородатый гном в пылающем красном джемпере рвёт к себе дверцы будки и сердито шипит: «Совесть надо иметь! Понимаете, что это такое, или объяснять?»

— Галина Платоновна?

Наконец-то.

— Трофим Иларионович, вы меня слышите? Трофим Иларионович, очередь тут образовалась неимоверная! Меня сейчас поколотят! Позвоню из другого автомата, — выпаливаю одним залпом и бросаю трубку на рычаг.

Выхожу из будки, перехожу улицу — пожалуйста: три ярко освещённых автомата и все свободны. Заскакиваю в один из них, кладу монетку, снимаю трубку. Волнуюсь — вдруг и этот аппарат забарахлит.