— Кирилл Филиппович, — кивает Остапчук на чёрную «Волгу», застывшую по ту сторону переезда. — Малюк самый беспокойный человек в районе, один бог знает, когда он спит. Не завидую его шофёру — несчастнейший человек этот Вася.
Кирилл Филиппович, вспоминаю, когда приезжал с министром, остался очень доволен нашими делами на стройке, гордился ею. Кивнув на меня, он сказал: «Идея принадлежит вот этой скандалистке и, конечно, её идейному вдохновителю, директору школы Павлу Власовичу». И когда случилось несчастье с Михайликом, когда противники стройки торжествовали, он умерил их пыл, но и нам дал крепкую взбучку…
Спохватываюсь: зачем отвлекаюсь, думаю о постороннем? Сейчас всё, всё, что не относится к Руслану, не имеет значения! «Может, дать телеграмму Трофиму Иларионовичу? — проносится в голове мысль и уже не покидает меня. — Напишу так, как оно есть: «Руслан в детской больнице, диагноз — крупозное воспаление лёгких». Писать «приезжайте» не надо, сам приедет.
Недавно профессор Багмут чистосердечно признался мне, что кое кто из коллег его укоряет: «Какой ты отец, если мог так себе просто отдать на попечение заочницы ребёнка».
Какими же доводами отбивается Трофим Иларионович? Вескими, но главного пока не называет — секрет!
В Каменске на вокзале в ожидании поезда он раскрыл мне эту тайну.
— Руслана я доверяю человеку, который стал для меня не менее дорог, чем мой ребёнок, — сказал профессор. — В мыслях, Галина Платоновна, я вижу вас всегда рядом со своим сыном. — Он помолчал немного, усмехнулся и добавил: — А сегодня задумываюсь над тем, с какой стороны пристроиться третьим.
В санпропускнике Руслана приняла молоденькая симпатичная блондинка. Педиатр измерила мальчику температуру, раздела, выслушала и подтвердила диагноз. После всего этого она принялась, как мне казалось, равнодушно заполнять плотный серый лист. Это и вызвало у меня неприязнь к ней Многое могу простить человеку, но только не равнодушие, тем более, если речь идёт о враче да ещё и педиатре. Сорок минут — я специально поглядывала на часы — заняла процедура приёма в стационар Руслана, сорок минут!
— Значит, вы не мать? — подняла она наконец голову. — Я так и думала — слишком вы юны для такого парня.
Нервы мои держались буквально на волоске, поэтому в слове «парень» мне послышался намёк на то, что Руслан уже большой и не нуждается в опеке. Второе, что меня пугало, — молодость врача. «Назначит «парню», — подумала я, — курс лечения и забудет проверить, заглядывает ли палатная сестра в её записи».
— Где его мать? Отец?
— Мать умерла, а отец живёт в другом месте.
По миловидному лицу врача пробегает тень недовольства.
— Ну и отец!
— Не надо, доктор… брюзжать.
Блондинка явно чем-то раздражена.
— Вы свободны, товарищи.
Я — ни с места.
— Может, надо вызвать отца? — спрашиваю как можно спокойнее.
— Зачем? — пожимает плечами врач. — Зачем? Вы сами вполне справитесь. Вы, очевидно, тоже педагог? — обращается она к Олегу Несторовичу. — Угадала? А в общем, товарищи, решайте сами. Передачи у нас принимаются три раза в неделю. Там, в коридоре, прочтёте — в какие дни и часы…
Она встаёт.
— До свидания, — говорю упавшим голосом, не глядя на неё.
— Минутку, — останавливает она нас. — А вещи? Марья Яковлевна!
Няня возвращает нам всё, во что был одет Руслан. Вспоминаю о тёплых тапочках.
— Доктор, может быть, хотя бы это?
Врач отрицательно качает головой.
— Личные вещи? Ни в коем случае. Дети у нас босыми не ходят.
Тяжело на душе. Больницу покидаю с мыслью, что передала больного ребёнка в руки чёрствого человека.
— Она настоящая зверюга!
— Не говорите глупостей, Галина Платоновна, — протестует Олег Несторович. — Разве так можно? «Чёрствый человек, зверюга»… Во-первых, кроме неё, здесь есть ещё и другие врачи, во-вторых, откуда вы взяли, что у неё холодное сердце? Может, теплее вашего.
— Может, — соглашаюсь механически.
— Поехали домой, — торопит меня Олег Несторович.
Сажусь в машину и тут же выскакиваю из неё обратно.
— Поезжайте сами.
Недилько тоже выбирается из «бобика».
— Я, Галина Платоновна, останусь, — запальчиво объявляет он, выпятив грудь, словно прикрывая меня от пулемётной очереди врага.
— Странный вы какой-то, Олег Несторович. Мне на почту, с Трофимом Иларионовичем связаться хочу. Поезжайте, доберусь автобусом.
Телеграмму дать побоялась: как бы не напугать ею Трофима Иларионовича, а по телефону связаться с институтом не удалось — аппарат в приёмной проректора всё время был занят.