Разве не раскаяния ждет от павших Господь? Он верит в раскаяние и не верит в наказание. Ибо наказание бесплодно, а раскаяние порождает…
Нет!!!
Иванна резко выпрямила пальцы, и обе иглы — красная и синяя — упали на зеленое сукно ее письменного стола.
Она не святая, она ведьма! И ее боль-ненависть-смерть могут утолить только его потливый страх, его бессильная жалкая ненависть, его унизительная смерть.
ОНА ХОЧЕТ УБИТЬ ЕГО!
Pereat mundus et fiat justitia[26].
Это единственное противоядие против ампулы с ядом, зашитой в ее сердце.
И вот Артемий Курников стоял перед ней — жалкий, голый, бессильный, на измученных, усталых ногах.
А она, засунув руки в карманы, мерила шагами комнату, недоумевая: почему боль-ненависть-смерть внутри нее сменило не удовлетворение, а пустота — гнетущее чувство бессмысленности происходящего.
Неважно, сколько он еще простоит и что еще скажет перед смертью, — все без толку. Все его жалкие эмоции, жалкие попытки договориться, заговорив ей зубы, все не то, не то, не то!
Его смерть ничего не изменит ни в ее, ни в его душе…
Артемий умрет, испытывая только бездумный потливый страх и убежденность — Иванна сошла с ума. Его любовница испытывает к ней только страх и животную ненависть, не понимая, что сейчас она избавляет ее от грядущей боли. А что еще может испытывать эта женщина, если ее тупо схватили, связали, заклеили рот?
Иванна подошла к Алене и содрала скотч с ее губ.
Пусть орет, коли хочет, ей уже все равно…
— Ведьма, — тихо просипела Алена. — Чего ты добиваешься? Зачем?
— Ты любишь Артема? — тихо спросила Иванна.
Ее голос звучал без всякого выражения.
— Как давно вы вместе?
— Не твое дело! — злобно огрызнулась любовница.
— Алена, не надо так… — испуганно попросил Артем.
Девушка с болью посмотрела на него и, сделав над собой усилие, ответила:
— Два месяца.
— Что ж… — печально протянула Карамазова, глядя куда-то сквозь нее. — Он любил бы тебя еще два. Тёма — обстоятельный мальчик. Сколько ты прожил с той журналисточкой, Аней? Полгода? А со следующей, Катей, почти год…
— Откуда ты знаешь? Ты что, следила за мной? — дернулся Артем.
— Да, следила, — апатично призналась Иванна.
— Ты сумасшедшая, — выдавила Алена сквозь зубы.
— Катю, кстати, — продолжила ведьма, — насколько я помню, вынули из петли. А последняя, Тома, пьет по-черному. Другие, правда, оказались крепче…
«Я просто пытаюсь оправдаться, — с отвращением подумала она. — Накрутить, науськать своего дракона, издохшего в самую неподходящую минуту…»
— Ну и что? — храбро бросилась Алена на защиту любимого. — Они просто психованные дуры. Все ищут, все выбирают… Тёма любит меня, мы собираемся пожениться.
— Любишь? — блекло усмехнулась Иванна Артему. — Женишься?
Он замялся, забубнил:
— Послушай, Ваня, у нас с тобой правда так мерзко все получилось. Но я был не в курсе, что Людин тебя…
— Если сука не захочет, кобель не вскочит! — презрительно встряла Алена.
Тёма поморщился: он не знал, как унять свою сожительницу, и искренне жалел, что Иванна освободила ей рот.
«Дура! Она только злит ее. Женюсь я на такой, как же!»
— Я правда любил тебя… — проныл он, не зная, что еще можно сказать.
— Нет, — опровергла Карамазова. — Ты меня ненавидел. Ненавидел за мою любовь, верность, заботу, потом за то зло, которое мне причинил. Но ты даже не представляешь, что именно ты сделал со мной, паскуда!
«Паскуда, паскуда, паскуда…» — повторила она про себя, но боль-ненависть-смерть упрямо отказывались воскреснуть из мертвых. Она ничего не могла с собой поделать — ей больше не хотелось убивать его.
«Если я помилую Тёму, он испортит жизнь Алене так же, как мне, Ане, Томе, Кате…» — логично рассудила она.
Не сработало. Убить его вдруг стало равнозначно самоубийству. И теперь она просто не знала, как выпутаться из этой истории.
— Это он — паскуда? — завелась Алена. — Это он к тебе в квартиру ворвался, он тебя, а не ты?! Да Артем прекрасный человек, известный журналист… Я знаю его как никто другой!