А грань между верой и самовнушением провести невозможно…
Помню, однажды я привела к Лузиной своего друга психоаналитика (надеялась, что хоть он поможет ей разобраться с оборудованием!) и присутствовала при их сеансе.
— Больше всего на свете, — убежденно сказала Лада, — я хочу стать настоящей писательницей.
Врач скептически оглядел растрепанную девушку в убогих серых брюках.
— Может, ты еще и памятник после смерти хочешь? — начал ерничать он.
— Хочу, — не моргнув глазом сказала Лада.
— Значит, ты хочешь быть памятником, героем, Данко…
— Хочу.
— Ну тогда давай залезай на пьедестал. — Он пододвинул ей стул. — Посмотрим, сколько ты там простоишь!
Лузина залезла на стул.
— Но просто стоять мало, — решил усложнить задачу врач. — Нужно еще держать над собой вытянутую руку с факелом. Что у нас есть потяжелее?
Психоаналитик вручил ей двухлитровую «Кока-колу» и обернулся ко мне:
— Ну что, Наташа, засекаем время. Насколько ее хватит…
Скажу без лишних слов: первым терпение лопнуло у врача. Он вовсе не рассчитывал, что его показательный эксперимент затянется так надолго. А Лузина упрямо стояла на своем стуле, держа тяжелую бутыль над головой, и на лице ее было написано полагающееся памятнику героя торжество над возможным.
— Ладно, слезай, — сдался мой друг. — И что ты чувствовала, стоя на своем пьедестале? Поняла, как это тяжело?
— Не-а, — сказала она. — Мне понравилось. Как только рука начинала уставать, я напоминала себе: «Я — памятник». И сразу чувствовала такую гордость, что в сравнении с ней все становилось несущественным…
Полгода спустя я встретилась со своим другом вновь. И наша встреча совпала с выходом первой Ладиной книги «Моя Лолита» и ее пафосной презентацией, во время которой сборник Лузиной раскупался благодарными читателями со скоростью сто штук в час (не вру!).
Врач был поражен.
— Я думал, — сказал он мне, — она просто графоманка с манией величия. А выходит…
Сейчас вышла ее вторая книга «Я — ведьма!». И я больше не стану укорять автора в затворничестве, требовать, чтобы она немедленно начала вести здоровый образ жизни, и навязывать ей свое мировоззрение. Каждому свое, и каждый идет своим путем. И мне кажется, в данную минуту самолет по имени Лузина стремительно несется по взлетной полосе, а его пилот крепко сжимает руль. Он знает курс: «Я хочу быть настоящей!..» Он заучил наконец все рукоятки и рычажки. Мысленно (в уме, в своем придуманном мире) он уже трижды облетел вокруг земного шара. Он вычерчивал по картам свой путь, чтобы сейчас взлететь на самом деле.
«Знаешь, — сказала мне как-то Лада, — летом я летала на параплане. И когда мои ноги оторвались от земли, поняла удивительную вещь. Оказалось, что полет — это не новое, а ужасно знакомое, привычное мне ощущение. Летая во сне, я испытывала абсолютно то же самое…»
Наш спор с Ладой окончен.
За те месяцы, которые она провела в компании с виртуальной Могилевой, в моей жизни произошли две тысячи событий, и я переоценила две тысячи вещей, я повзрослела, а из моей речи испарились слова «ерунда», «самовнушение», «невозможно». Как ни трудно мне признаться в этом, я сама всю жизнь веду «войну миров» внутри себя самой. Потому что, по-моему (таки соглашусь с этим признанным тезисом[28]), все мы, творческие люди, действительно немножко (или очень даже «множко»!) сумасшедшие.
Недавно музыкант моей группы рассказал мне историю. Еще в детском саду он начал собирать игрушечных солдатиков. Он отрезал ружья и вставлял солдатам в руки крохотные музыкальные инструменты, которые мастерил сам. Солдатики стали его собственной музыкальной группой. В их жизни постоянно происходили какие-то события, они разучивали репертуар, женились и ссорились между собой. Когда родителей не было дома, группа устраивала большой концерт в гостиной, а он фотографировал их и брал интервью… Шло время, мальчик рос, но и став старшеклассником, не мог расстаться с игрушечными любимцами, продолжая выдумывать для них все новые и новые песни и приключения. Он стеснялся, что до сих пор играет в солдатики, как ребенок, и не признавался в том никому. Но однажды за бутылкой рассказал историю своей группы старшему другу. «Скажи мне, может, я идиот? Сумасшедший, раз занимаюсь такой ерундой?» Друг помолчал и ответил: «Сережа, а давай пригласим их на гастроли ко мне домой».
Поймете вы или нет, а я заплакала, услышав финал. Ведь все мы — музыканты, поэты, певцы — мечтаем об одном: чтобы хоть кто-то поверил в нас! Все мы отказываемся от многих жизненно ценных вещей (от покоя, сна, денег, личной жизни), чтобы идти своим избранным путем. И мой любимый друг Боря Таршис, который оставил козырную, высокооплачиваемую карьеру журналиста «1+1», чтобы стать нищим солистом поп-группы и, голодая, писать замечательные музыку и стихи. И моя подруга Вика Краснова, которая, несмотря на конфликт с мужем, приехала одна с ребенком в чужой, незнакомый Киев, чтобы стать модельером. Сейчас ее коллекции одежды пользуются невероятным успехом (муж, слава богу, вернулся), Борины песни стали покупать за сумасшедшие деньги, а мальчик, сохранивший верность своим солдатикам-музыкантам, стал одним из лучших гитаристов Украины Сергеем Пидкаурой…
28
«Шизофрения, как и было сказано» любимым автором Натальи Могилевой Михаилом Булгаковым.