— Хорошо, от посягательств наставников я молокососов уберегу. Но ведь они сами друг на друга норовят залезть — усмехнулся лучник — Себя вспомни в их годы, тоже ведь готов был засунуть уд в любую дырку.
Я попробовал вспомнить себя подростком. Вроде бы друзей одного с собой полу трахнуть не пробовал. Чего не скажешь о поле противоположном. Впрочем, каковы были сексуальные пристрастия двенадцатилетнего Ралинги из Аки-Со, оставалось только догадываться. Так что резон в последних словах тузтца имелся.
— Ладно, это другое дело. Потихоньку друг в друга пусть "тыкают" — пришлось смириться мне — Только чтобы гласно это считалось делом позорным.
Ничего, через пару поколений, прошедших сквозь новые Мужские дома (а что, я не собираюсь останавливаться на одном-единственном учебном заведении — придёт время, в каждой провинции, в которые превращу племенные области, организуем) всех воспитаем в нормальной сексуальной ориентации.
Глава пятая
Она лежала на траве, по открытым глазам ползали мухи. Для меня это был не просто труп живого существа, совсем недавно полного сил и энергии, радовавшегося своим мелким примитивным радостям. Нет, это было олицетворение мёртвой мечты.
Ньёнгно стоял с понурым лицом рядом. Его подчинённые ребятишки имели вид не менее унылый. Я хлопнул утешающе тагирийца по плечу: "Не расстраивайся сильно. Скоро у тебя будет целое стадо: тридцать или двадцать голов".
— Уонба ещё вчера была здоровая — печально отозвался маленький чужеземец. И тут же переспросил — Правда, привезёте, шонбу?
— Да. Мы привезём много маленьких витуков — подтвердил я, переиначивая мудрёное вохейское слово на туземный манер — Чтобы развести их по всему Пеу.
— Если можно… — нерешительно начал Ньёнгно — Я хочу сам выбрать витуков, шонбу. Я умею. Я найду самых лучших.
Забавно, тагирийское шонбу, кажется, имеет все шансы укорениться в туземном языке, где отсутствуют специальные слова для обращения к стоящему выше по социальной лестнице: регой, таки, типулу-таки, равно как и "сильный муж" — это просто обозначения определённого статуса или скорее должности. А бросил регой службу правителю или лишился "сильный муж" поддержки окружения — и называть его будут по-старому только немногие друзья, а остальные же разве что в издёвку. А необходимость в подобном слове чувствуется — не зря же последние десятилетия, если верить старикам, всё чаще употребляют применительно к местной элите формы обращения, принятые в отношении старших родственников. Но такое подходит, когда разговариваешь с представителем своего селения или клана. А с чужаком — ну какой он тебе "старший брат" или "дядя со стороны матери"…
А предложение Ньёнгно вполне здравое: кому ещё выбирать крупный рогатый скот на развод, как не тому, кто с рождения пас коров в тагирийской саванне. Ни Тагор, ни Шонек на больших специалистов по скотине не похожи. Сектант, конечно, человек деревенский, хоть больше плотницким ремеслом на жизнь зарабатывал. Но и он вряд ли определит сильные и слабые стороны у покупаемых телят лучше, чем Ньёнгно. Вот только неуверенность, с какой "распорядитель стадами" (а что, у вохейцев довольно высокая и почётная должность, пусть и у меня будет, не жалко) озвучил идею, наводила на мысли о своекорыстных интересах, преследуемых им.
— Говори правду — слегка повысив громкость начал, я. На маленького тагирийца и орать не надо: достаточно только придать голосу чуть больше строгости, чтобы тот почувствовал гнев руководства — Что ты задумал?
— Убежать не хотел — виновато понурив голову и не глядя в глаза, ответил Ньёнгно — Хотел брата искать. Сюда привезти.
— Ты думаешь, что его ещё можно найти?
— Не знаю — тагириец робко встретился со мной взглядом — Я плохого не хотел.
— Допустим, найдёшь ты его. Что дальше? Откуда выкуп возьмёшь?
— Я тонопу собираю.
— Как? — мне аж стало интересно, каким образом не отлучающийся никуда от загона для телят чужак умудряется разживаться валютой.