Я уже и сам начал жалеть о своей идее взять торговцев судебно-бюрократическим измором. Не известно, кому хуже в итоге будет: купцам, каждый из которых потратит несколько часов своего времени на изложение претензий; или же мне, которому придётся выслушивать не один день сперва самих жалобщиков, потом свидетелей, затем нарушителей трудовой дисциплины, вина которых будет доказана.
Пока что из выслушанных за сегодняшний день неполных трёх десятков жалоб удалось отфутболить только четыре — по ним у заморских купцов не нашлось свидетелей, которые смогут предстать пред очи Сонаваралинги-таки. Насчёт остальных торговцы обещались привести свидетелей.
Это на сколько же затянутся все эти разбирательства? А мне ведь нужно ещё и делами государственного управления заниматься. Потому я с чистой совестью оповещаю, что на сегодня закругляюсь, а завтра никаких жалоб рассматривать не буду: типа, в расписании дня судебных заседаний не предусмотрено. Да и в дальнейшем буду тратить на всё это не больше нескольких часов в неделю.
Эти мои слова вызвали бурные эмоции среди купцов — как тех, до кого не дошла очередь, так и тех, кто успел уже изложить претензии, и оставался не то ради любопытства, не то из солидарности с коллегами.
— Нам скоро нужно плыть обратно! — крикнул Бухшук-Мишка, выражая общее неудовольствие — А ты, Сонаваралингатаки, говоришь, ждать твоего суда! У нас людей не хватает!
— Если уважаемым гостям Пеу некогда ждать — отвечаю, медленно подбирая слова — То они могут возвращаться в свои родные края. Кому не хватает людей, могут поискать среди наших. Люди Пеу уже два плавают в Вохе на ваших кораблях, и я слышал, что они неплохо справляются с работой моряка. А ещё десятки жителей Пеу успели побывать помощниками на корабле почтенного Туку-Хабу, который оставался в дожди на нашем острове. Можете выбирать. Сегодня уже поздно, а завтра я оповещу народ Мар-Хона и окрестностей, что нашим заморским друзьям нужны люди на корабли.
— Что до самих ваших жалоб — продолжаю — Уважаемый Хиштта записал слово в слово, что мне говорил каждый из вас. Если я не успею рассмотреть их чью-то жалобу до того, как этот человек уплывёт к себе домой, то продолжим на следующий год.
Торговцы с недовольными лицами дружно повалили к воротам цитадели. А я и мои сегодняшние помощники и консультанты (то есть Шонек с Хишттой и Тагор) собрались на кухню. Компенсировать калории, сожжённые на нервной почве. Лучше бы сегодня вместо судилища поучаствовать в какой-нибудь битве: глядишь, убил бы кого. Чего мне сейчас очень хотелось. Не знаю, правда, кого бы я с большим наслаждением нашинковал мелкой стружкой: торгашей, почти не делающих в своём бронзововековом варварстве разницы между рабом и наёмным работником, или же тенхорабитов, вздумавших сэкономить на проезде до нашего острова. А мне теперь их экономия боком выходит.
Так я и шествовал в сторону навеса, где орудовали поварихи, погружённый в философские сожаления по поводу горькой судьбы правителя, которому нельзя убивать подряд всех, кто мешает править на благо народа и заставляет отвлекаться от обдумывания и проведения прогрессивных реформ. Да и не подряд в односторонний путь по Тропе Духов отправлять получается не всегда…
Потому, откуда нарисовался неизвестный чувак, я так и не въехал: только что кроме тройки чужеземцев и пары охранников-"макак" никого рядом не было, а в следующий миг невысокий, но плотный мужик, одетый в обычную вохейскую юбку из крашеной в коричневый и жёлтый ткани, налетает на Тагора. Никто не успел среагировать, а крепыш о чём-то балакает с экс-наёмником на непонятном языке. То есть, совершенно непонятном — в вохейской то речи я хотя бы одно слово из десяти узнаю.
Причём тузтец, судя по всему, встречей удивлён, но в то же время и обрадован. Тут, наконец, спохватившись, бывший "дикий гусь" обращается ко мне: "Сонаваралингатаки, это Кирхит, один тех троих моих знакомых, которым я отправлял весточку через наших друзей" — кивок в сторону тенхорабитского Вестника.
"Я рад видеть человека, за которого поручился Тагор" — говорю. Тузтец переводит. "Скажи Кирхиту, что мы направляемся ужинать. Если он желает, может присоединиться к нам". Тагор бросил очередь из гортанных слов. Толстяк улыбнулся, что-то ответил, сопроводив это хлестким ударом кулаком по своему пузу. "Когда это наёмник отказывается от еды" — услышал я вполне ожидаемый перевод.