И, сюрприз — на папуасском, тагоровым алфавитом. Причём написано довольно грамотно — по крайней мере, я сумел прочитать, почти не морща лица от неправильных, на мой взгляд, написаний слогов. Первый вопрос, сорвавшийся с моих губ: "Кто это писал?" Указываю, разумеется, на туземный вариант документа.
Шонек скромно признаёт авторство. Но тут же начинает перечислять помощников в этом деле: в основном, конечно подростки-заложники из тинса-бунса, как самые сведущие в папуасской грамоте, но также и сам автор алфавита.
Больше часа убиваю на изучение документа: вроде бы всё чётко прописано, и довольно божеские условия — выгоднее, чем первый раз, когда доставили Малыша и его безвременно усопшую подружку. Финансы наши вполне подобную торговую операцию потянут. Немного ракушек даже остаться должно. Вестник с помощником клянутся, что вохейский текст идентичен туземному. Ничего не остаётся, кроме как одобрить соглашение и дать команду перетаскивать ракушки на корабли Кушмы-Чикки и Бухшук-Мишки. Не сегодня, конечно, потому что до темноты всё равно с погрузкой не справятся.
А когда старый и молодой тенхорабиты оставили меня одного, вдруг подумалось: а ведь сегодня родился первый в истории нашего острова официальный документ на местном языке. Исторический, можно сказать, момент. И что увидят потомки — не договор с иноземной державой, не летописание о деяниях Солнцеликой и Духами Хранимой и её верного помощника Сонаваралинги-таки, не какой-нибудь указ нашей правительницы. Нет, всего лишь соглашение о перевозке телят. Просто стыдно перед историками будущего Великого Пеу. Хуже даже, чем у того медведя из сказки Салтыкова-Щедрина, которого послали кровопролития учинять, а он чижика съел. Ведь я тоже войду в историю, как пить дать, не в качестве человека, окончательно объединившего Пеу, укрепившего монархию и положившего путь прогрессу. Нет же — все будут помнить, что Сонаваралингатаки "коров за морем покупал". И хорошо еще, если не употреблял их в сексуальных целях….
Глава девятая
Нет, я смотрел на эту компанию не как на врагов народа. Вообще никаких мыслей не было: вроде бы взрослые люди, понимающие, что за подобное дикарский правитель, которого мне приходится изображать, должен пустить их на корм рыбам, предварительно поджарив в пальмовом масле, освежевав и щедро посыпав солью. Догадаться, какова будет реакция Сонаваралинги-таки, эти четверо должны были. Но, тем не менее, я услышал от Тагора, поставленного главным в вернувшейся торговой миссии, что оказывается, эти господа хорошие ухитрились заключить договор на поставку доброй сотни голов коровьего молодняка — в обмен на весь улов денежных наших ракушек за два года вперёд. Тагирийские торговцы, которым предложили столь выгодное дело, не будь дураками, согласились. И даже привезли первую партию. Поэтому теперь на мархонском песке лежат, сушась, не два корабля, отправлявшихся за коровами, а три. И потому в авральном порядке расширяется старый загон для скота, и строится парочка новых.
Ньёнгно не собирался париться и, хотел всю скотину загнать в то же огороженное место рядом с Цитаделью — дескать, чтобы всё было под его приглядом. Но я вовремя вспомнил про умершую первую подругу Малыша. И в связи с этим — о необходимости карантина для вновь прибывших животин. Потому на первое время поместили мычащих пассажиров международного рейса в старый загон, а троих его обитателей переселили на южную окраину Мар-Хона, за Покохоне, под надзор ребятни, пока плотники во главе с Сектантом ускоренно строили забор. Ещё одну площадку, посовещавшись с распорядителем стад (теперь уж точно без кавычек), организовать решили рядом с тропой, ведущей с Тенук. Но это уже для следующей партии витуков.
Тагириец, кстати, воспринял достаточно легко и идею карантинной передержки вновь доставленных животных, и содержание уже имеющихся мелкими партиями, дабы избежать эпидемий — благо у него на родине вспышки болезней среди скота не редкость, и кое-какие меры для спасения поголовья жители "страны чёрных" уже успели выработать. Правда, в условиях тагирийской саванны, где стада насчитывали сотни и тысячи голов, ограничивались, в случае массового мора, отгоном здоровых животных подальше от уже заражённых. Что нередко давало противоположный результат — угоняемые от очага болезни быки с коровами разносили заразу на тысячи "перестрелов".