— Ты откуда, Вергилий?
Я показал ему книгу, которую держал в руках. От свитка оторвался краешек.
— Я носил её чинить к Каннию (Канний был продавец книг в Аргилете[101]), но у него закрыто из-за праздников.
— Вот балда, конечно закрыто, — усмехнулся Галл. — Все, кроме тебя, это знают. Что за книга? Что-нибудь интересное?
— Не для тебя. Это эпикуреец. Я откопал его у Парфения.
Он прочёл название и насупился.
— Филодем[102], да? Вергилий, кто же читает это в праздник? Запихни её под тогу и пошли со мной в город. Повеселись для разнообразия.
— Правда, Галл, я не думаю...
— Думаешь. Слишком много и слишком часто. — Он взял меня за руку и развернул спиной в ту сторону, куда я шёл. — Ничего не случится, если ты проведёшь часок-другой без своих книг. К тому же я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился.
— С кем это?
— Потерпи — увидишь.
Я засеменил рядом с ним, как школьник.
— Ну скажи хотя бы, куда мы идём? — спросил я.
— На театральное представление. — Он вынул цветок из-за своего уха и заткнул за моё. Цветок тут же выпал. — А потом... Ну, там посмотрим.
Мы свернули налево и пошли в сторону Рыбного рынка. На улицах было полно народу, даже больше, чем обычно, в основном все в таком же лёгком подпитии, как и Галл. Впереди нас, то выделяясь из толпы, то сливаясь с ней, две волчицы с факелами в руках во всю мочь своих молодых и одновременно старческих голосов пели александрийскую любовную песнь, и я вспомнил Милан; но Праздник Цветов посвящён богине — покровительнице проституток, поэтому, наверно, в этом не было ничего особенного. Во всяком случае, казалось, никто не возражал.
— А что за представление? — спросил я.
— Если я скажу, то ты не пойдёшь. — Галл заставил меня обойти носильщика, заснувшего привалившись спиной к стене в обнимку с бутылкой вина. — По крайней мере, это не в театре Помпея, вот всё, что я могу сказать.
С одной стороны, я испытал облегчение. Театр Помпея[103] был на дальнем склоне Капитолия[104] — туда идти и идти. С другой стороны, из всех театров в городе это была единственная каменная постройка, поэтому там давали самые достойные представления. Всё, что показывали где-либо ещё, было сомнительно.
Мы пересекли Рыночную площадь и двинулись через Велабр[105] в сторону Бычьего рынка и Тибра. Было такое впечатление, что чуть ли не вся толпа перемещалась в том же направлении, и её состав внушал мне опасения. Тог попадалось очень мало, да и те, что я видел, в основном не худо было бы почистить. Большинство мужчин были в простых туниках, а женщины — с пронзительными или хриплыми голосами.
— Они обосновались недалеко от Речных ворот[106], — сказал Галл. — И это ничего не будет нам стоить: я знаю кое-кого из исполнителей.
— Близко?
Он ухмыльнулся.
— Близко.
Я сопоставил то, что мне было известно.
— Это мим, да? — догадался я. — Галл, ради бога, дай я вернусь к своему Филодему! Уверяю тебя, мне там не понравится.
— Ты видел когда-нибудь мим[107]?
— Нет, но...
— Тогда считай, что идёшь туда в образовательных целях.
Некоторое время мы шли молча.
— А автор кто? — наконец спросил я.
— Лаберий. Называется «Марс и Венера».
— О, Господи!
Лаберий был римский всадник, с хорошими связями, но ведущий непристойную жизнь и склонный к площадному юмору. Он был ярый противник Цезаря, и его творения — которые с трудом можно было различить лишь по названиям пьес — частенько содержали грубые политические выпады на потребу публики, состоявшей из трудового люда. К тому же он, завлекая толпу (правда, в этом он не был одинок), использовал сомнительные приманки, вроде дрессированных животных, женского стриптиза и откровенного секса. От одной мысли об этом меня передёрнуло. Могу себе представить, что это будет за пьеса — «Марс и Венера».
— И кто же твой друг?
— Её сценическое имя Киферида, — ответил Галл.
Мы завернули за угол, и я увидел впереди цель нашего путешествия. Как правило, театры, даже если это временные строения[108], выглядят довольно солидно, а некоторые даже с размахом (и дорого) украшены переносными мраморными колоннами и бронзой. Однако тот театр, куда мы пришли, будучи предназначен для мима, представлял собой просто подмостки и возвышающийся ярусами полукруглый зрительный зал. Полотняный тент, который служил защитой от дождя, отодвинули, чтобы было светлее.
102
103
104
105
106
107
108