Я почувствовал некоторое беспокойство.
— Но ведь Октавиан, — сказал я, — и есть законная власть. Хотите вы этого или не хотите, но он всё-таки консул.
— Уже нет. Он отказался в пользу Басса.
Я молча уставился на Прокула. Он кивнул.
— Да, это так. Он, Антоний и Лепид теперь имеют чрезвычайные полномочия для восстановления государства. Они даны им на пять лет. — Прокул отхлебнул вина. — Неплохой срок для консульства, тебе не кажется?
— Разве это законно?
— А ты думаешь, это имеет какое-нибудь значение? — Прокул поставил свой кубок. — В любом случае Сенат утвердил. Но у Сената не было выбора, они же знают, у кого настоящая власть. На данный момент.
— Только на данный момент?
— Не забывай о востоке.
— Брут и Кассий? — Голос выдал моё презрение к ним.
Прокул пристально поглядел на меня, и я почувствовал, что краснею.
— Мы же не дураки, Вергилий, — наконец ответил он. — Брут покинул Италию, чтобы избежать гражданской войны, а не из-за трусости и не из-за того, что его не поддержали. Последние пятнадцать месяцев он собирает людей и деньги на севере Греции. А у Кассия больше дюжины легионов в Сирии.
— Думаете, они что-нибудь стоят против галльских ветеранов Цезаря?
Гелен, стоявший у стены за правым плечом своего господина, слегка шевельнулся. Он был недоволен мной.
— Может, и нет, силы равны, — ответил Прокул. — Но время работает на Брута и Кассия. Антоний со товарищи рано или поздно передерутся, и тогда им придёт конец. А тем временем у молодого Секста Помпея стало достаточно кораблей, чтобы отбить охоту вступать с ним в морское сражение. А блокада Италии[154] в сочетании с проводимой Антонием реквизицией земель может вызвать волнения, которых будет довольно, чтобы нарушить равновесие.
— Какая реквизиция земель?
Прокул замолчал.
— Ты ничего не слышал? — спросил он и добавил: — Нет, конечно же не слышал. Антоний реквизирует землю в восемнадцати самых богатых городах, чтобы расплатиться с войсками. Он...
— В каких? — Я уже почти что знал ответ. В горле у меня пересохло.
— Беневент. Капуя, — неохотно стал перечислять Прокул. — На севере Кремона...
— А Мантуя?
Он кивнул.
— Мантуя тоже, — произнёс он. — У твоего отца до сих пор там поместье?
Я не успел ответить, наш разговор прервал громкий стук во входную дверь. Гелен окаменел. Стук повторился, на этот раз ещё громче, как будто кто-то колотил по ней молотком или рукояткой меча.
— Посмотри, кто это, Гелен, — сказал Прокул.
Гелен не двинулся с места.
— Гелен. — Прокул говорил на удивление мягко. — Делай, что тебе положено. Открой, пожалуйста, дверь.
Я в изумлении переводил взгляд с одного на другого. Гелен от рождения был рабом Прокула, но я никогда раньше не видел, чтобы он так свободно себя вёл. А Прокул, хотя и обращался с рабами очень уважительно, не терпел непослушания.
Гелен всё ещё стоял, словно мраморная статуя, позади ложа своего господина. Прокул встал.
— Ладно. Тогда я сам это сделаю. Извини, Вергилий.
Он поднялся и вышел из комнаты. Я слышал звук отодвигаемого засова, стук двери и неясные голоса.
— Что происходит? — спросил я Гелена... и вдруг понял, что слуга плачет. Он стоял неподвижно и прямо, а слёзы прокладывали русла по затвердевшим щекам.
Захлопнулась входная дверь. В зале залязгал металл и загремели голоса. Прокул что-то сказал в ответ и через мгновение вновь оказался с нами. Он не взглянул на Гелена.
— Прости, — обратился он ко мне. — Я думал, что смогу тебя избавить от этого.
— Кто это? Кто там, в зале?
— Пять солдат и офицер, Марк Вибий. Я знал его, когда он был ещё ребёнком. Потому, — его рот дёрнулся, — и получил эту маленькую поблажку.
— Ничего не понимаю.
— Сегодня утром на Рыночной площади вывесили список... врагов отечества. По приказу Антония и Октавиана. Там есть и моё имя.
— Вас пришли арестовывать? — Я не мог в это поверить.
— Не совсем, — спокойно ответил Прокул.
— Господин, вам надо бежать, — не выдержал Гелен. — У вас есть ещё время. Вы ещё успеете.
— Куда мне бежать? — проговорил Прокул.
— Они убьют его, — повернулся ко мне Гелен. — Тот список, что вывесили, это список смертников. Скажите ему, чтобы он бежал.
— Вергилий ничего подобного мне не скажет, — резко возразил Прокул. — Он такой же хороший эпикуреец, как и хороший друг. Он знает, что смерть не имеет значения. Особенно для меня. — Прокул взял мою руку и крепко пожал её. — Прощай, мой мальчик. Напомни обо мне своему отцу, когда следующий раз увидишься с ним.
154