Тому послужили для начала хорошим примером войска, состоявшие из отцов семейств, издавна живших на берегах Параны, которые я бросил на вторгшихся коррентинцев. Отныне больше не будет никому не нужных регулярных войск. Я распушу это сборище лентяев и бездарей, улепетывающих при первом выстреле врага. Долой армию паразитов, которые только сосут кровь народа, не принося ему никакой пользы, да еще непрестанно притесняют его, чиня насилия и произвол.
Отныне армией будет сам народ: все мужчины и женщины, взрослые, подростки и дети, способные служить в Великой Армии Родины. Единственной в своем воде, невидимой, непобедимой. Надобно изучить все стороны ее организации. Разработать в мельчайших подробностях ее стратегию и тактику. Создать боевой устав герилий и всеобщую систему самоснабжения соответствии с главными трудовыми и оборонными задачами.
Важнейшей основой этого превращения традиционной армии в народное ополчение является... (Остаток листа сожжен.)
Он вскидывает череп, отряхиваясь от земли. Приподнимает половину скелета, опираясь на задние четверти. Он готов бросить мне в лицо тайну негра Пилара. Вокруг морды поблескивает радужная ниточка слюны. Черный провал пасти оттеняет саркастическую улыбку. Я на шаг отступаю. Опасливо смотрю на него. Бешенство мертвого пса, быть может, вдвойне смертельно. Ты велел его убить за..! Он не договаривает, притворно закашлявшись. Тихонько, мой милый Султан. У тебя вся вечность впереди. Ну, ну, что ты хотел сказать насчет негра? Продолжай. Я тебя слушаю. Раньше ты не был таким внимательным слушателем, уважаемый Верховный. Ты тоже был не очень-то разговорчив при своей собачьей жизни. Ты приказал его расстрелять в тот год, когда справлял серебряную свадьбу с Пожизненной Диктатурой. Никогда еще не текло столько растопленного свечного сала, как в этот год. Ты помнишь, Верховный, ту свечу? Это была всем свечам свеча. Твои придворные сукины дети велели сделать ее в сто вар длиной и в три толщиной. На нее ушло десять тысяч квинталов горячего жира, которым был залит деревянный остов. Фитиль был изготовлен с таким расчетом, чтобы его хватило по меньшей мере еще на четверть века, а пламя прикрывал слюдяной колпак. Свечу поставили ночью на Площади Республики. Накануне этого Рождества. Ты ничего не знал. Для тебя это было абсолютной неожиданностью. Тебя только удивил свет, ярко горевший после сигнала к тушению огней на том месте, где ты его прежде никогда не видел и где не приказывал зажигать. Ты через окно навел на него телескоп. Я услышал, как ты проговорил: Северная Звезда! Ты всю ночь созерцал ее, тихо повизгивая, как овдовевший пес. С тысячью вздохов. Впрочем, это был один вздох, прерываемый тысячью контрвздохов. То есть это были тысяча вздохов и в то же время один-единственный. Ты заставил и меня вздыхать и повизгивать, наступив мне на лапу кованым каблуком башмака. В то время как ты по-собачьи повизгивал и вздыхал, я по-человечески посмеивался над твоей любовной тоской. Когда забрезжил рассвет, я почти волоком оттащил тебя в постель. Ты заперся в своей каморке. Я встал на стражу у двери.
Через несколько часов, привлеченный шумом, доносившимся с площади, ты обнаружил свечу. Размягчившись под палящим солнцем и отделившись от остова из такуары, она перегнулась и наклонилась к земле, дымясь и дождя жиром. Крики, смех, возгласы «ура» и «да здравствует Верховный!». Толпа распаляется. Скачет и пляшет вокруг гигантского светильника, который кротко склонил главу в ознаменование невиданного празднества. Женщины в неистовстве катаются по земле, взметая красную пыль. Самые смелые претендентки на вакансии вакханок бросаются на оплывающий конец свечи. Взъерошенные, в разорванных, превратившихся в лохмотья платьях, с вылезающими из орбит глазами, оhи царапают горячее сало. Ловят в горсти жгучие капли. Натирают жиром живот, груди, губы. Обезумев, горланят: