— Ты в порядке?
Я с трудом сглатываю и смотрю на мужчину, который не является Джеймсом. Какого черта я должна делать с этим?
— Я обещана тебе. Не ему?
— Мне, — отвечает он. — Не ему.
Я пялюсь на него в тусклом освещении покрытия над головой. Огоньки свеч дрожат на столах, и огонь согревает одну сторону моего тела, пока океан обрызгивает своей прохладой вторую.
— Что если я не хочу тебя? Что если я хочу его?
— Он мертв, дорогая.
— Он не мертв! — кричу я. Все мое тело начинает дрожать, прежде чем я понимаю, что меня пробирает бесконтрольная дрожь. — Он не мертв!
— Весьма вероятно может быть. Он сумасшедший, и это неоспоримый факт. Харпер, послушай меня. Спроси сама себя. Кто, мать его, убивает собственного брата? Брата, на которого даже не был зол? Брата, которого любил и с которым вырос? Брата, который спасал тебе жизнь столько же раз, сколько ты спасали его? Своего партнера. Кто убивает своего партнера?
— Он рассказал мне, зачем он это сделал, и я согласилась с ним. У него была веская причина.
— Почему? — требует ответа мужчина с внешностью Джеймса. — Значит, скажи мне, почему он сделал это.
Я думаю о том, что Джеймс рассказал мне в ванной в доме в пустыне. О девушке Тони и ребенке. Он сделал это, чтобы уберечь их. Но если кто-то и узнает, что где-то есть еще один ребенок Организации, я не буду той, кто выложит эту правду.
— Это личное, — отвечаю я.
— Это не личное, Харпер. Мы знаем о ребенке. И ее вернут. Скоро. Как только мы разберемся, кто ответственен.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — мое лицо лишено эмоций. Ни единого выражения. Я надеваю самую лучшую маску лгуньи, которую только могу.
Винсент улыбается и пожимает плечами, отпуская тему.
— Хочешь посидеть со мной? — спрашивает он.
Я отрицательно качаю головой.
— Я собираюсь лечь спать.
— Еще нет, Харпер. Иди сюда, пожалуйста. Сядь напротив меня, потому что нам нужно поговорить до того, как ты вернешься к себе и соберешь свои вещи.
Соберу свои вещи?
— Что?
О, черт. Мое сердце грохочет в груди.
— Иди присядь. Пожалуйста.
Я иду и сажусь, потому что мне нужны эти три секунды, чтобы пересечь комнату и подумать. Он увозит меня куда-то. И мне нужно собрать свои вещи.
Я сажусь на диван напротив длинного стеклянного кофейного столика и пытаюсь не зацепиться коленями. Хотела бы я, чтобы сейчас у меня оказалась хоть одна таблетка.
— Ты была обещана мне в свой шестой день рождения. Это было соглашение высшей важности, потому как связывало твою семью с моей. Как в старые времена, когда принцессу выдавали замуж на принца-врага.
— Ты — враг?
От его улыбки у меня по коже расползается холод.
— В какой-то степени. Как и Джеймс. Мы происходим из одной семьи Организации. Пойми это. В этом отношении я от него не отличаюсь. Так что, пожалуйста… — он прекращает улыбаться, — не бойся. Я уверен, ты намного опасней, чем я.
— Кем ты работаешь?
Он колеблется, но улыбка так и не появляется.
— Это новая должность, вообще-то. Для новой эры бизнеса Организации. Иииии… я не уверен, как много ты знаешь, но вполне уверен, что ты понимаешь, почему я не могу разглашать информацию.
Улыбка снова на месте.
— Что это значит? — Я решаю, что тупые вопросы подойдут для этого парня наилучшим образом. Ему нравится чувствовать себя главным. Почему бы не сыграть на его же зоне комфорта?
— Это значит, что тебе не нужно переживать об этом. А теперь давай поговорим об оптимизации, ладно? Ты здесь. Я здесь. Мы разговариваем. Неизбежное обсуждено. Так что даже если по графику ты должна была отбыть со мной завтра, вертолет уже готов и ждет. Думаю, для тебя будет лучше отбыть сегодня. Что думаете, Адмирал?
Я оборачиваюсь, чтобы обнаружить своего отца, стоящим позади меня. С улыбкой на лице.
— Харпер. Прости, что утаил это от тебя. Я бы, наверное, сохранил тринадцать жизней, если бы напрямую выложил перед тобой, кто был твоим обещанием. Но думать об этом было тяжело. Мне было тяжело провести этот разговор.
— А теперь чувствуешь себя хорошо, отдавая меня чужому человеку? — выплевываю я. — Я просто должна уехать с ним? Прямо сейчас?
— Он уже понравился тебе в лице Джеймса, Харпер. Он и есть Джеймс, только лучше.
— Каким образом? Тем, что говорит со мной, как с младенцем? Тем, какие у меня мурашки от того, что я хочу избегать прикосновения к нему? Или, может, он…
— Хватит, — рычит мой отец.