«Что, если этот предатель вспомнит, как допрашивали меня и Лену в Узде? — пронеслась в голове мысль. — Надо что-то сказать, чем-то отвести его подозрения, пока он не вспомнил».
— Мы, дяденька начальник, с папой зимой кадки в Валерьянах продавали, а вы ехали. Я вас тоже запомнил, — с радостью в голосе сказал Костя. — Мне папа тогда приказал, чтоб я шапку снял. Помните, мы без шапок стояли?
Полицай задумался, сморщил лоб.
— Не припомню что-то, — пробурчал он.
— Пьяный был, потому и не припомнишь, — засмеялись за столами.
Полицаю не понравились шутки приятелей, он спросил резко:
— Значит, отец — бондарь?
— Бондарь, дяденька. — И Костя понял, что сам себе уготовил ловушку: Рудково было рядом, а в деревне ведь наверняка не так много бондарей, и в Колодино «отца» в таком случае должны были хорошо знать. Но юный разведчик ничем не выдал своего волнения.
— Один он и кадки и бочки делает? — пристально смотрел на Костю полицай.
— Почему один? — спокойно сказал мальчик. — Я помогаю. Клепки строгаю, обручи набиваю.
— А ну покажи ладони! — Полицай вплотную подошел к Косте.
Мальчик поставил возле стола кнут, который держал в правой руке, и показал полицейскому ладони в мозолях, полученных в недавних хлопотах на «танковом заводе».
— Да, не врешь, — с некоторым разочарованием вздохнул полицай. — Мозоли у тебя от рубанка.
Костя снова взял в руки кнут. И… похолодел. На кнутовище отчетливо была видна надпись, сделанная химическим карандашом: «Первому водителю первого партизанского танка, бойцу третьей роты Косте вручается как именное оружие этот кнут». Такой шуточный подарок сделал ему Ремез. Тогда посмеялись, и Костя повесил кнут на сук сосны. Когда же он собирался в разведку, товарищи посоветовали взять прут в руку, но Костя запротестовал: «Какой это пастух пасет корову с прутом? Так только подпаски делают, когда черед отбывают». И вспомнил про кнут, повешенный на сук. А про злополучную надпись на нем совсем забыл.
И вот теперь этот кнут в полицейском штабе. Пока, правда, в руках Кости. Он держал его, как раскаленное железо.
— Дай мне кнут, а сам сбрасывай штаны, — встал из-за стола один из полицаев с забинтованной головой. — Я тебе еще одну клепку добавлю. Как раз ее тебе не хватает.
У Кости перехватило дыхание.
«Вот сейчас этот недобитый подойдет, возьмет кнут. И тогда…»
Нет, любые пытки Костя выдержит, никого не выдаст. Но так нелепо погибнуть из-за собственной глупости… И главное — не выполнить задания, когда в руках такие сведения!.. И тут он ясно услышал голос отца: «Спокойно, сынок. Возьми себя в руки. И помни: ты — сын революционного матроса. Из любого положения есть выход. Действуй!» И принял решение…
— Дяденьки начальники, — с неподдельными слезами в голосе взмолился Костя, — мне бы корову только найти… Я и в поле искал, и в лесу. Там тоже люди с винтовками были, но сказали, что никакой коровы не видели. Я был возле их окопов или землянок, не знаю, как они называются.
В большой комнате все сразу замерли. Стало тихо.
Только-только кончилось совещание. Полицаям нужны были точные сведения о партизанах. А тут — на тебе, сведения сами в штаб попали вместе с этим глупым пастушком.
Полицейский, который ходил по комнате, должно быть, самый главный здесь, остановился и внимательно посмотрел на Костю.
— Ты их видел? — внешне спокойно спросил он.
— Как вас, дяденька.
— Какие они? — перебил тот, что собирался добавить Косте клепку.
— А как и вы, военные. Забинтованные тоже есть. С винтовками.
— Винтовки у них какие? — спросил до сих пор молчавший полицейский, заросший рыжей щетиной.
— Обыкновенные. Есть и короткие. А одна со сковородкой наверху. И на ножках.
— Сколько всех бандитов? — спросил тот, что расхаживал по комнате.
— Точно не знаю, — простодушно сказал Костя. — Я видел человек двадцать.
— Сможешь показать то место на карте? — Полицай пристально смотрел на мальчика.
На столе вмиг расстелили военную карту.
— Нет, — Костя сосредоточенно нахмурил лоб. — По такой не смогу. Мне бы по школьной. Тогда бы я вам все показал — и Москву, и Ленинград, и Одессу, и Уральские горы, и Каспийское море. А по этой, нет, не смогу…
Напоминание о Москве, Ленинграде и Одессе совсем не понравилось полицаям. Они нахмурились, смолкли.
— Пусть ведет, — первым нарушил тишину перевязанный. — А там…
— Нет, — перебил главный. — Ломать план немцы не позволят. С ним пойдет наш человек. Подтвердится, тогда согласуем все с немцами.