Утром меня разбудил Витька:
— Вставай. Вольфрам уже давно поднялся. Надо идти в магазин за продуктами.
Я зевнул.
— Ну как, понравился карьер?
— Да мы на карьере недолго были, — сказал Витька как ни в чём не бывало. — Мы за посёлком гуляли, там речка очень симпатичная. Зря ты с нами не пошёл.
— Вам, наверное, без меня было скучно.
Витька засмеялся:
— Да нет, ничего…
Попробуй на него злиться. Просто невозможно на него злиться.
Зато с Сашей я не разговариваю. Не улыбаюсь ей. Я её просто не замечаю. Хотя в чём она виновата? Ни в чём не виновата. А всё же я с ней не разговариваю.
Повёз нас опять Иван, младший сын Шехислама Абубакировича. Отец дал ему это имя в честь русского друга, погибшего в сорок втором году на фронте. Три сына старика и две дочери уехали с рудника, изредка наведывались в гости или присылали погостить внуков, один Иван остался.
Полуторка Ивана была такая чистая, словно он готовил её на выставку, — вчера вечером он выкупал машину в речке. Он любил свою машину, Саша даже слышала, как он с машиной разговаривал: «Смотри, впереди горка, придётся тебе поднатужиться… Ага, проехали! А теперь прибавь ходу».
Наша дорога пролегла по середине просторной долины. По обе стороны серой асфальтовой ленты тянулись поля, а в отдалении виднелись горы. Они были невысокие и стояли как-то разобщённо, точно древние, сгорбившиеся от усталости старики, и сквозь дыры в зелёном платье из лесов, перелесков и трав виднелось их обнажённое каменное тело.
Мы ехали часа три. Но вот машина свернула с асфальтированной дороги на просёлок, поднялась на холмик, спустилась в долину, опять поднялась, и уже не в отдалении, а здесь, под колёсами машины, оказались Уральские горы. Уже и никакой дороги нет, только просека в молодом берёзовом лесу, рубчатые колёса мнут высокую траву, оставляя позади две широкие колеи.
Вольфрам первым спрыгнул с машины.
— Вот и наш лагерь.
Лагерь? Здесь?
После ночного рассказа Светланы я, кажется, ожидал, Что мы тоже очутимся на каком-то необитаемом куске земли. Если не в тундре, не в тайге, то по крайней мере на горных малодоступных вершинах. И, уж во всяком случае, не рядом с дорогой.
Но машина только чуть свернула с дороги и остановилась на склоне некрутой горы. Просторную поляну со стороны дороги полукольцом охватывал берёзовый лесок. Гора некруто спускалась к лугу, за лугом, прикрытый с берегов кустами, серебрился Урал.
— Удобная поляна, — сказал Вольфрам.
Очень возможно, что удобная. Но где тайга, где медведи, где романтика?
— И от села недалеко, — добавил Вольфрам.
Вот как. Даже от села недалеко. Так надо было и жить в селе!
— В кино будем бегать, — обрадовался Витька.
Нет, видно, в самом деле времена романтиков прошли. Ничего интересного ждать не приходится.
— Гарик, ты что замечтался? Помогай сгружать имущество.
Ах да, ты ведь не турист, Григорий Кузин. Ты — рабочий. Начинается твоя работа.
Имущества у нас довольно много. На базе у Шехислама Абубакировича мы забрали палатки, спальные мешки, ящики под образцы, геологические молотки, лопаты, кувалды, в посёлке накупили круп и макаронов, привезли с собой полсотни банок мясных консервов, ведро, кастрюли, чугунную плиту.
Иван подавал нам с Витькой всё это добро, а мы складывали его в сторону по указанию Вольфрама.
Сам Вольфрам бродил по поляне, с глубокомысленным видом глядя себе под ноги. Я думал, что он сквозь землю видел какие-нибудь полезные ископаемые. Оказалось — ничего подобного: выбирал подходящее место для палаток.
Одна Саша чувствовала себя словно на курорте. Она беззаботно стояла в сторонке и, держась за ствол берёзки, любовалась природой. Но Вольфрам вдруг сказал:
— Саша, возьми ведро, сходи за водой.
— Я? — Она удивлённо подняла красивые брови.
— Я сбегаю, — вызвался Витька.
— Нет, ты ступай за хворостом, а мы с Гариком вырубим колышки для палаток.
— Могу помочь, — предложил Иван.
— Не надо, — возразил Вольфрам. — Покури, отдохни…
Гремя ведром, Саша отправилась за водой. Я взял топор, и мы с Вольфрамом окунулись в зелёную тень берёзового леса.
После чая Иван уехал. Машина нырнула в просеку, берёзки покачали вслед Ивану потревоженными ветками, полуторка выбралась на дорогу, мелькнула в последний раз на пригорке и скрылась с глаз.
Сразу стало очень тихо. Только где-то в траве на солнечной поляне верещал кузнечик. Лечь бы сейчас под берёзы и сквозь листву глядеть на небо…