— Вольфрам, сколько твоих мальчишек стали геологами?
— Моих мальчишек?
Прикидывается, что не понял. Пожалуйста, могу разъяснить.
— Ну да, тех, что побывали с тобой в экспедиции.
Вольфрам, аккуратно свернув газеты, кладёт их в некотором отдалении от костра, придавливает камешком.
— Двое уже кончают институт. Один учится на третьем курсе. И двое в техникуме. Пять.
— А сколько побывали с тобой в экспедиции?
— Школьников? Одиннадцать.
Точный учёт. Не пришлось вспоминать и пересчитывать.
— Стало быть, всхожесть чуть меньше пятидесяти процентов, — острит Витька.
— Я никого не агитировал, — оправдывается Вольфрам. — Они сами…
Сами… Он не агитировал!
— А учебник геологии для кого? Не для нас?
Хоть бы чуть смутился! Нет, улыбается.
— Для вас.
Иду напрямик:
— Ты хочешь, чтобы мы стали геологами?
Молчит. Теперь он молчит.
— Ну, что ты молчишь?
— Нет, — говорит Вольфрам. — Не надо. Не стоит. Я не советую вам становиться геологами.
Вот тебе раз! Очередной кроссворд? Или в самом деле не советует?
— Значит, если бы тебе пришлось выбирать сначала, ты не выбрал бы геологию? — пытается уточнить Витька.
— Даже в сто первый раз я выбрал бы геологию, — быстро говорит Вольфрам.
Саша молчит. Ей не интересен этот разговор. Она уже сделала выбор. Она сидит на спальнике, обняв ноги и опершись на колени подбородком, и смотрит в огонь своими синими глазами. Волосы, забранные в большой пучок, немного растрепались и шевелятся от движения воздуха над костром.
— А почему ты не советуешь нам? — спрашиваю я.
— Потому что в этих вопросах нельзя советовать. Бывают в жизни такие задачи, которые человек должен решать сам. Только сам. Объяснить вам, что такое геология и геолог, я готов, а советовать — нет.
Старый смолистый пень разгорелся вовсю, оранжевое пламя весело пляшет в ночи на длинных, как щупальца, обрубках корневища, и потрескивает, и стреляет искрами. Вольфрам задумчиво глядит в огонь, и рыжие, как огонь, волосы упали ему на лоб почти до самых глаз.
— Что — геология? — говорит Вольфрам вроде бы с пренебрежением. — Камни. Камни под ногами. Камни перед глазами. Камни в рюкзаке за спиной. Камни под стеклом лупы. Камни под объективом микроскопа… Вся жизнь геолога — среди камней. В цивилизованном двадцатом веке, когда люди живут в квартирах с электричеством и газом, геолог полжизни проводит в палатке, спит на земле, ест при свете костра, ублажает своей кровью комаров, мокнет под дождём, печётся под солнцем и дрожит от утренней сырости. На рельсах стучат поезда, на асфальте гудят автомобили и мотоциклы, по рекам мчатся ракеты и степенно плывут теплоходы, в небе проносятся самолёты, а геолог идёт пешком. Идёт, натирая мозоли, через пески и болота, пробивается через тайгу, карабкается на горы и скользит по схваченной ранними заморозками тундре. Да это всё ничего… Главное — чтоб не зря, чтоб не прошёл вхолостую год, два, пять, вся жизнь… Открытия геологов известны миру. А неудачи никто не считал.
— Что же, и наша работа может оказаться впустую? — спрашиваю я Вольфрама.
— Не думаю, — помедлив, отзывается он. — Каждому геологу хочется больших, скорых, зримых открытий. А часто приходится заниматься будничной черновой работой, мостить дорогу к будущим победам.
— Нет, — говорит Витька, — я бы не стал на вашем месте выбирать профессию геолога в сто первый раз.
— Тогда ты и в первый не выберешь.
— Нет, не выберу, — соглашается Витька. — Скучно. Раз поехать в экспедицию — ничего, даже полезно для общего развития. А каждый год — скучно.
— Ты не всё сказал, Вольфрам. Ты же любишь своё дело. Не комаров, не дождь, не болота… Ты геологию любишь, верно? Камни эти самые любишь… Поиски. Загадки природы.
— Да? — говорит Вольфрам не то вопросительно, не то удивлённо, словно ему самому никогда не приходило в голову то, что сказал я.
Он берёт длинную палку, ворошит прогорающий костёр. Табун искр с треском взлетает в чёрное небо.
— Не все геологи выезжают в экспедиции, — подняв голову, говорит Саша. — Можно работать в городе. У нас сосед — геолог, он уже лет двадцать никуда не выезжал.
— Можно, — соглашается Вольфрам. — Гёте, кажется, сказал: «Кто первую пуговицу неверно застегнул, у того вся застёжка не пойдёт на лад». Не случилось ли твоему соседу ошибиться с этой первой пуговицей?
Он через костёр смотрит на Сашу. Упрямо смотрит на Сашу, как будто речь идёт вовсе не про соседа. Как будто она должна знать про чужие пуговицы.