Возле одного нагромождения камней, обросших рыжим мхом, Марков и Светлана стоят долго. Они бьют молотком по камням, рассматривают изломы, какой-то камень Марков даже поднёс ко рту и полизал излом языком.
— Не понимаю, как попали сюда эти породы, — с недоумением говорит Светлана.
— Ты должна понять и объяснить.
— Если бы посидеть здесь месяц…
— Только десять дней, — неумолимо возражает Марков.
— Очень жёсткие сроки.
— Знаю. Но смягчить не могу.
Карпис и Жук издали прислушиваются к их спору.
— А что удивительного в этих камнях? — спрашиваю я Карписа. — По-моему, они такие же, как все.
— Это ксенолиты, — объясняет Карпис, — совершенно другие породы, как бы чужая маленькая гора в большой горе. Иногда они могут растворяться в общих породах, если ещё идёт в это время активный процесс горообразования. Как, скажем, масло бросишь в горячую кашу — оно растворится. А если бросить в холодную — оно останется комком. Вот и эта гривка — вроде куска масла в холодной каше.
Опять громыхнуло, на этот раз где-то близко, и раскаты грома долго звучали над горами.
Светлану начинающаяся гроза по-прежнему не занимает.
— Ладно, Серёжа, мы посмотрим ещё. Ты дай нам неделю дополнительно.
— Где я возьму тебе целую неделю? — возмутился Марков. — Три дня ещё посмотри.
Теперь сердитый старик-гром почти беспрестанно гонялся за проказницей молнией, но она ловко пряталась в тучах, и гром только попусту злился, бегая по горам. Тучи тяжело набрякли влагой; казалось, вот-вот безудержно хлынут на землю тугие холодные струи.
— Шабаш, — сказал Марков, — идём домой. Не пригодились, Гарик, твои бутерброды — теперь уж в лагере пообедаем.
Мы успели до дождя добраться к озеру. Тучи всё перестраивались, точно дрались за лучшее место, носились низко над землёй и всё не могли приладиться, где сбросить первые капли. Зато ветер хозяйничал вовсю: вздымал на дороге чёрный смерч пыли, шумел в лесу, взбаламутил озеро. Сухие ветки то и дело с хрустом обламывались с лиственниц.
Я сказал, что Иван надул лодку, и никому не хотелось идти в обход озера — надеялись, что на лодке удастся добраться быстрее. И теперь мы стояли на берегу и хором, по команде Маркова, орали:
— Ива-ан! Ива-а-ан! Ло-о-дку-у!
Ветер относил наши голоса в сторону, и Иван не слышал. Первые капли дождя, крупные, как вишни, брызнули наконец с небес.
— Надо идти пешком, — сказал Марков.
И в эту минуту Иван как раз вышел на берег, увидал нас и замахал руками. Мы ещё успели увидеть, как он подбежал к лодке и столкнул её в воду, и тут же хлынул такой великолепный ливень, что озеро совсем скрылось за дождевыми потоками. Я только чувствовал, что меня как будто бьют по плечам и по голове многохвостой резиновой плёткой, и слышал шум булькающей воды, как бывает, когда кипит в кастрюле суп, только кастрюля была огромная — с целое озеро.
Кажется, я впервые попал под такой дождь. Спрятаться от него было некуда. Мы и не пытались. Стояли и ждали, когда он иссякнет. Ждать пришлось долго. Но в конце концов дождь выдохся, поубавил свой напор. И тут наша резиновая лодка ткнулась тупым носом в промокший берег. Мы подняли лодку и вылили из неё воду, как из глубокой миски. А потом снова опустили лодку на воду и разместились на упругих бортах. Я сел на вёсла.
Грести было тяжело. Вёсла лениво ворочались на резиновых уключинах. Но я грёб, грёб, размеренно, беспрестанно — вёсла в воду, вёсла над водой, вёсла в воду, вёсла над водой, вёсла в воду, вёсла над водой… Мне теперь не было холодно, дождь казался тёплым. Наверное, он был разбавлен моим по́том.
— Давай я сяду на вёсла, — предложил Карпис, когда проплыли уже за середину озера.
— Я не устал.
Не сдавайся, Григорий Кузин. Держись, Григорий Кузин. Ещё раз… Берег уже близко. А ну-ка, ещё… Ещё разик, да ещё раз…
Лодка не успела стукнуться о кромку берега, как Марков первым прямо в одежде опрокинулся в озеро. За ним прыгнула Светлана. И Карпис. Я вытянул на берег лодку и тоже, не раздеваясь, разбежался и прыгнул в воду.
Костры геологов
Пока мы обедали в палатке, дождь перестал. А к вечеру на небе не осталось ни одной тучки, и умытое солнце повисло над горой.
— Может, пойдём играть в волейбол? — сказал Карпис.
— С ума сошёл! — нахмурилась Светлана. — Трава совсем мокрая.