Отец перестал улыбаться, вопросительно посмотрел на Юльку.
— Это что же? — спросила мать, садясь на диван рядом с Ириной Игнатьевной.
— Двоек у Юли нет, — сказала Ирина Игнатьевна. — Просто я зашла поговорить.
— Просто учителя на квартиры не ходят, — грубовато возразила мать.
Юлька собрала груду тарелок, унесла их в кухню и не пошла обратно — принялась мыть посуду.
Вскоре, однако, её позвали. Юлька вытерла руки посудным полотенцем, пришла в комнату, встала у дверей, как утром стояла в учительской.
— Это что же ты, Юля? — сказал отец. — Почему же на контрольную опоздала?
— На контрольную! — подхватила мать. — Это ещё бы не беда. А с каким ты парнем связалась?
— Ни с каким не связывалась, — перебила Юлька.
— Не рано тебе с мальчишками по улице разгуливать?
«Не рано, — подумала Юлька. — Другие уже давно дружат. Что тут плохого?» Но вслух она ничего не сказала.
— Что это за Чёрный? — спросил отец.
— Нехороший парень, — сказала Ирина Игнатьевна, раздосадованная Юлькиным молчанием, которое она всегда считала признаком упрямства. — Его из школы исключили.
— Да знаю я! — затараторила мать. — Хулиган уличный. Да как же ты могла с таким хулиганом связаться? Ведь они все с ножами ходят. Им своей головы не жалко, для них только и есть одно удовольствие — чтобы другому человеку зло сотворить.
Юлька молчала. Стояла, тупо уставившись неподвижным взглядом в пол, и молчала. Странные люди. Почему нужно выбирать такие слова, чтобы они царапали душу? И почему нужно считать всех людей скверными? Пашку. И меня. Ну да, и меня она считает скверной, ленивой, грубой. А себя — хорошей.
— У них вся семья паршивая. Мать я не знаю, мать давно померла, а бабка — спекулянтка и пьяница. Отец женился, уехал, а Пашку с ней оставил. Он ещё паспорта не имел, а уже ларьки обкрадывал.
— Никогда он не воровал! — сказала Юлька.
— А ты откуда знаешь? — вскинулась мать.
— Стало быть, без отца-матери парнишка-то? — спросил отец.
— Он и при отце плохо себя вёл, — заговорила Ирина Игнатьевна. — В седьмом классе… Юля, помнишь, как он на моём уроке выпустил из кармана воробья?
— Это не он.
— Он!
— Нет, не он.
— Кто же? Ты знаешь?
— Знаю.
— Скажи. Ну скажи, теперь уже, два года спустя, всё равно никого не подвергнут наказанию.
— Славка Милюков.
— Не может быть!
— Может. Они поспорили. Чёрный сказал, что, если кто-нибудь другой напроказит и не будут знать — кто, всё равно скажут на него. Они спорили на перочинный ножик. И Славка отдал Чёрному ножик.
— Я и говорю — с ножами ходят, — сказала мать. — Шпана и шпана. Не смей с ним больше видеться! И на обрыв не ходи. Нечего тебе там делать, рано ещё свиданки назначать.
Юлька почти не слушала мать. «Надо так жить, чтобы к тебе не придирались, — думала она. — Если бы я сегодня не опоздала на контрольную, никому не было бы до меня дела. А я всё равно была бы такая же. Из-за маленькой случайности столько суетни. А о чём я думаю, они не знают. И не хотят знать. Лишь бы слушалась. Надо научиться прикидываться».
— Будешь эту неделю без кино, — заявила мать. — А если ещё когда к Чёрному подойдёшь — гляди, худо будет.
— Юля, в общем-то, неплохая девушка, — заговорила Ирина Игнатьевна, смущённая суровым приговором.
— Кабы её не держать в жёстких рукавицах, давно бы с пути сбилась, — возразила мать.
— А за что же, — нерешительно проговорил отец, — за что же парнишку из школы-то изгнали?
— Ты не об нём, ты о своей думай! — раздражённо проговорила мать. — Ты — отец. Запрети ей дружить со шпаной.
— Я, Аня, этого парня не видел, — сказал отец негромко, но с тем внутренним упрямством, которое Юлька не раз уже замечала в нём. — Может, наоборот… Может, помочь надо…
— О господи! — с сокрушением воскликнула мать.
— Школа сделала всё возможное, чтобы перевоспитать этого подростка, — сказала Ирина Игнатьевна и встала.
— Уж я буду за ней следить, — пообещала мать, кивнув в сторону Юльки.
Они оба, мать и отец, вышли в переднюю проводить учительницу. Юлька не вышла. Стояла так же, прислонившись к колоде двери, словно её тут приклеили. А когда хлопнула дверь, быстро убежала к себе в комнатку, легла ничком на кровать, не включая света, подумала: «Хоть бы не пришли!»
— Не ходи к ней, — услышала через дверь голос отца, — пусть одна подумает.
— Испортишь ты её, — сказала мать.
Но всё-таки послушалась — не пошла к Юльке.