— Она, — кивнул Андрей Ильич. — Я немного привёз. А в основном — её книги. Так вы…
— Я принесу вам ключ, — сказала Юлька.
— Не надо. Положите тут, над колодой. И… и спасибо вам! Очень хорошо стало. Я как-то не умею…
— Мужчины все беспомощные, — обобщила Юлька.
Андрей Ильич засмеялся и вышел. Юлька обмакнула тряпку в ведро, принялась выжимать. И вдруг вспомнила о Прохорове. «Что ж я не спросила?» — подумала она.
Распахнув дверь, Юлька выскочила на крыльцо:
— Андрей Ильич!
Он обернулся. По бокам тропинки поднимались снежные отвалы, и Андрей Ильич стоял словно бы в белой траншее.
— Прохоров… он… Ему лучше?
— Да. Пока удалось отстоять.
Он молчал. И Юлька молчала, стоя в одном платье на студёном зимнем ветру.
— Уходите! — крикнул Андрей Ильич. — Простудитесь!
— Не простужусь!
Юлька круто повернулась и убежала в дом. Домывая в кухне пол, она мурлыкала песенку.
13
Юлька всё-таки простудилась. К ночи у неё разболелась голова, появился жар. Анна Николаевна, заметив Юлькино разгоревшееся лицо, разволновалась.
— Да что ж это, Юлечка? Где ты простудилась? На лыжах, что ли, каталась?
— На лыжах, — сказала Юлька.
Она не рассказала тёте о своём воскреснике в квартире доктора. А на лыжах после обеда и в самом деле успела покататься. Выходило, что почти и не соврала.
Но сама-то Юлька знала, что простудилась она там, на крыльце, когда выскочила спросить о Прохорове. Она вспомнила доктора — аккуратного, подтянутого, в белой рубашке с галстуком и в незастёгнутом коротком пальто, как он обернулся на тропинке между снежными валами и смотрел на неё. И Юльке было ужасно досадно. Встрёпанная, она была и, наверное, смешная. Ей не то было досадно, что простудилась, а то, что Андрей Ильич застал её такую — с мокрыми руками и с выбившимися на лоб волосами. «Не мог прийти позже, — огорчалась Юлька, — когда бы я всё сделала! Всё бы сделала и ушла, как невидимка».
— Пойду я, Андрея Ильича позову, — сказала тётя. — Пусть посмотрит…
— Не надо! — резко проговорила Юлька.
— Как это — не надо, когда ты вся горишь? Расхвораешься — что мне отец с матерью скажут?
Тётя решительно двинулась в кухню. Юлька вскочила с дивана, выбежала за ней, рванула платок из рук Анны Николаевны.
— Не ходи! — беспокойным хрипловатым голосом сказала она. — Не ходи… Не хочу я твоего доктора. Я убегу… Ты уйдёшь, а я на улицу убегу. Дверь закроешь — в окошко выскочу! Слышишь?
— Вот дурная!.. — Анна Николаевна растерянно всплеснула руками. — Да что ж ты его боишься?
— Я не боюсь. Я не хочу… Не хочу, и всё!
Юлька чуть не плакала.
— Ну, поди, поди ляжь, — ласково, как привыкла говорить с больными, сказала Анна Николаевна. — Сама буду тебя лечить.
Юлька успокоилась. Покорно проглотила аспирин. Выпила два стакана малины. Малина ей нравилась. Дома, когда простужалась, мама тоже поила её малиной. Юльке вдруг захотелось, чтобы мама сейчас подошла к ней, встревоженно заглянула в лицо, пощупала лоб холодной рукой. Тётя пощупала Юлькин лоб, но у тёти рука была жёсткая и вообще совсем не такая, как у мамы.
Юлька чувствовала себя маленькой. Когда на неё наваливалась болезнь, она всегда словно бы сразу становилась на несколько лет младше. Делалась обидчивой и капризной. И ей хотелось, чтобы её ласкали и уговаривали.
Тётя об этом, конечно, не догадывалась. Тётя поместила Юльку на свою лежанку возле печи, накрыла её поверх одеяла шубой, а сама устроилась на диване и заснула. Юлька потела и потихоньку плакала, вытирая слёзы уголком простыни.
В окно заглядывала луна.
Юлька провалялась в постели три дня. Ела антоновку — у тёти за домом было несколько яблонь, и очень мягкая, душистая на них вызревала антоновка — и читала. Закончила «Тысячу душ». Тётя сходила в библиотеку, принесла ей «Госпожу Бовари». Юлька читала с утра до вечера. Тётя возмущалась:
— Что это от книжки тебя не оттащишь! Спать пора. Хворая ведь…
«Совсем как мама», — подумала Юлька. Она отложила книгу, выключила свет.
— Ноги гудут, — в темноте проговорила тётя. — Метель, видно, разгуляется.
«Тоже мне барометр!» — насмешливо подумала Юлька.
Слать ей не хотелось. Когда тётя начала похрапывать, Юлька взяла книгу, ушла в кухню и снова погрузилась в печальную историю госпожи Бовари. Закрыла последнюю страницу уже за полночь. И долго не могла заснуть, перебирая в памяти события чужой и странно близкой жизни.
Утром она почувствовала себя совсем здоровой. Накинув пальто, выбежала на крыльцо. Было тепло и сумрачно. «Позавтракаю — и на лыжи», — подумала Юлька.