Вот подъезжает самосвал, слон-экскаватор, плавно скользнув по стене карьера стальным хоботом, набирает полный ковш руды. Задрав хобот, он медленно, тяжеловато поворачивается на оси, разжимает над кузовом самосвала свой стальной рот и выплёвывает добычу. Когда самосвал получает три ковша породы, он отъезжает, а на его место уже подруливает следующий, и снова экскаватор кланяется своим стальным хоботом, тяжело, размеренно и неутомимо.
Кроме экскаваторов и самосвалов, на карьере работают буровые машины на гусеничном ходу, ищут новые пласты, исследуют мощность залежей. Если вслушаться в гул машин, закрыв глаза, то кажется, будто сразу летит много самолётов.
Стены карьера перемежаются в цветах: то они жёлто-коричневые, то серые с оттенками от пепельного до чёрного. Охристые побежалости, словно языки подземного пламени, оттеняют горные клады. Потом я узнал, что это медные колчеданы. А тогда просто стоял и смотрел, захваченный трудовым ритмом, зачарованный незнакомой и непонятной красотой этих пёстрых ступеней карьера, и мощных машин, и змеино извивающихся дорог. Я в самом деле забыл о Викторе и о Саше и вспомнил о них, лишь когда вплотную надвинулись сумерки и в карьере зажглись первые огни.
Я поглядел вправо и влево. Никого не видно. Тогда я двинулся вдоль карьера! Изредка из вечернего сумрака выплывали мне навстречу человеческие фигуры. Всякий раз — незнакомые. А я шёл и шёл, пока не обогнул кругом весь карьер.
Внизу всё больше становилось огней, и гул машин сделался по-новому таинственным, и фары автомобилей разбрасывали по дорогам стремительные яркие полосы. Я постоял ещё немного у края карьера и направился обратно, к дому Шехислама Абубакировича, который Вольфрам назвал «базой». Витька с Сашей, конечно, давно уже там, стоят, должно быть, у калитки и с нетерпением поглядывают на дорогу, ожидая меня.
В одном сантиметре — пять километров
У калитки стоял Шехислам Абубакирович:
— Посмотрел?
— Посмотрел. А наши, парень с девушкой, пришли?
— Нету, — сказал старик. — Вечер хороший. Разве скоро придут?
— Понятно.
— Спать хочешь?
— Хочу!
А что мне оставалось, если я даже и не хотел спать? Опять сидеть со стариком на крыльце?
— Пойдём, — сказал Шехислам Абубакирович. — На сеновале ляжешь. Любишь на сеновале спать?
— Очень люблю, — сказал я, хотя в жизни не спал на сеновале.
В книгах я читал, что это приятно. Пахнет сухими травами, луна смотрит прямо тебе в лицо и шуршат мыши. Да, кто-то писал про мышей… Я бы предпочёл, чтобы они не шуршали.
— Полезай, — сказал старик, подведя меня к какой-то лесенке.
Я поднялся по лестнице и нырнул в чёрную дыру. Что-то зашуршало. Мыши? Нет, не мыши, это у меня под ногами сено шуршит.
Старик влез на сеновал следом за мной. Он разворошил сено, постелил одеяло.
— Вот, ложись. Товарищ твой с тобой ляжет. Девушку мы внизу положим, в сарае.
— А Вольфрам спит?
— Вольфрам не спит. Светлану давно не видал. Вместе в Сибири ходили по тайге. Сидят дома, разговаривают. Пойду к ним… Ты ложись, спи.
— Ладно.
Старик ушёл. Я лёг, руки закинул за голову. Разве в самом деле попытаться заснуть? Попробую закрыть глаза.
Я долго лежал с закрытыми глазами. Пахло сеном. Деревья шелестели листьями. Из окна доносилась тихая музыка — в доме включили приёмник. А мне вдруг захотелось домой. Хорошо это было — и запах сена, и шорох листьев, и музыка, — а вот захотелось домой, и всё. Так бы галопом и помчался сейчас на станцию.
Не спалось. Я открыл глаза. Было уже совсем темно. На том куске фиолетового неба, какой виделся мне из дверей сеновала, светилась одна-единственная звезда. Словно серебряная брошь на бархатном платье артистки. Выступала у нас одна недавно во Дворце культуры. Пела разные романсы.
— Ты, Светлана?
Голос послышался так близко, что я вздрогнул. Потом сообразил — это в сарае под сеновалом.
— Я, Андрей. И Вольфрам со мной. Вы познакомились?
— Ты ложись, Вольфрам, тут свободная раскладушка.
— У нас девушка, пусть она… А я на сеновал к ребятам полезу.
— Устала я, — сказала Светлана.
— Но ты так и не рассказала мне, что же произошло с Владимиром.
— Инвалидом он стал, Вольфрам, вот что произошло. Преподаёт в техникуме. А с экспедициями — всё.
— Инвалидом… Так.
— Это у нас недолго — инвалидом стать, — проговорил Андрей. — Ползаем по горам, как жуки.