Что делать? Под трибунал не хотелось, так что на словах согласился. Потом со своими встретился, нас в казарму отвели. Все тоже согласились с предложением НКВД, но трое, считая меня, решили идти к передовой, на фронт.
Сбежали. Даже не сбежали, а просто вышли из казармы, у часового на посту отметились и дальше пошли. Вещмешки у нас не забирали, так что весь свой запас продуктов из-под Калача с собой тащили. Но снова не повезло, НКВД весь ближний тыл прочесывал в поисках немецких недобитков. Так что снова попались.
На этот раз не рассусоливали, обмундирование отобрали и усадили картошку чистить. Пять дней мы кроме картошки ничего не видели. Потом приказ пришел – зачислить меня в школу младшего начсостава НКВД. Перевели подальше от фронта под Житомир, в учебку. Начали учить как диверсантов да шпионов ловить, как след брать, как допрос вести, как одному с десятком драться. Другая учеба, не то, что у фронтовых разведчиков, но не менее строгая.
Помню, привязался ко мне начальник отделения Дурматов. Щекастый такой мужик был, а сам тощий как палка. Кричал на меня, будто тойон. Дедовщина, как нынче модно стало говорить. Раз довел: заставил во всей казарме полы мыть. Я помыл раз, потом Дурматов пришел, выругался, снова заставил мыть, да еще и натоптал. Ладно, думаю, твоя пока власть, снова мою. Только закончил, Дурматов приходит, рожу кривит и снова, говорит, мыть надо, грязно.
Тут я не выдержал. Одел я ему ведро с грязной водой на голову, да швабру об спину сломал. Крик, вопли, меня сразу схватили, Дурматов орет во весь голос…
Угрожали штрафбатом, но в общем-то, справедливо разобрались – перевели в другое отделение, а Дурматову выговор. Так я стал бойцом 125-го «Померанского» ордена Кутузова пограничного полка войск НКВД. Этот полк был отдельным, не дивизионного подчинения. Входил в 1-й Белорусский фронт, с ним прошел всю Украину.
Ловили окруженцев немецких, диверсантов, парашютистов. Действовали наши умело, потерь почти не было, в переговоры с диверсантами не вступали, сразу огонь открывали, в общем, обеспечивали безопасность тыла фронта.
Дошли до Днепра в октябре. Форсировать надо, а немцы на западном берегу здорово укрепились. Там я простудился сильно, по грудь в ледяной воде пришлось идти. Но в госпиталь не попал, в санбате отлежался, лишь бы снова от части своей не отрываться. Как раз к моему выздоровлению немца с Днепра вышибли, а наш пограничный полк перебрасывали назад, на Украину.
Глава 25. Против бандеровцев
Забросили нас на Украину, к Львову, бить бандеровцев. Три месяца мы там воевали.
Западная Украина – плохое место для боев. Настоящий партизанский край. Украинская повстанческая армия (УПА), возглавляемая гитлеровским холуем Степаном Бандерой, отчаянно сопротивлялась Красной Армии, не хуже, чем отборные немецкие части. Население Западной Украины было настроено против наших солдат, местные жители снабжали повстанцев едой, информацией и пополнением, а Третий Рейх щедро одаривал оружием, вплоть до пушек и минометов. Кроме того, местность вокруг Радома, где действовала наша часть, было в изобилии покрыто болотами и густыми лесами, куда мгновенно прятались после вылазок и засад недобитые повстанцы.
Мы воевали в лаптях-мокроступах, чтобы не вязнуть. Удобная вещь, плетешь из прутиков такую галошу, на ботинок ее одел и можешь идти по болоту не проваливаясь по колени, максимум, по щиколотку. У местных научились, им виднее.
Обидно было воевать на освобожденной советской земле против партизан, вместо того, чтобы добивать немцев, гнать к Берлину. Да ведь и крови здесь пролилось немало, много красноармейцев полегло от выстрелов в спину из-за кустов…
Даже генерал армии Ватутин попался в засаду украинских националистов, всего лишь в трех верстах от нашего расположения. Как мне рассказали, штабной «виллис» Ватутина вместе с сопровождением ехал по дороге, когда внезапно из кустов начали бить немецкий пулемет со множеством винтовок. Охранники Ватутина приняли бой, но слишком неравны были силы. Водителя убило первым же залпом, а генерала ранило в бедро. Раненый Ватутин заскочил на место водителя и дал по газам, охранники последовали за ним.
–– Не отдам же я своих подчиненных бандеровцам, – шутил генерал после боя.
Уже в госпитале выяснилось, что пуля из немецкого карабина пробила генералу ногу, раздробив кость. Генерал только отмахнулся, не желая госпитализироваться: ерунда мол, нога же… Но не зря врачи беспокоились, у Ватутина вскоре началась гангрена, и он сгорел как свечка в Киевском госпитале.
Немцы злорадствовали. Помню, они разбрасывали листовки на немецком и русском языках, где в ярких красках описывалась гибель генерала Ватутина, одного из лучших сталинских полководцев. Немцы задавали ехидные вопросы: «Что это за страна, которая не бережет лучших людей?», «Почему Ватутина не отправили на лечение в Москву?».