Во Львове мы боролись с отрядом УПА имени Тараса Бульбы. Политрук Прагин даже специально провел лекцию на тему: «Тарас Бульба – вымышленный персонаж Гоголя». Несмотря на его «вымышленность», бандеровцы сражались отчаянно. Мы их называли «бульбовцы» между собой.
Не меньше проблем доставляла и националистическая организация «Вольная Украина». Львов, этот маленький западноукраинский городок всегда был еще с царских времен оплотом националистических настроений. И немцы успешно этим пользовались, рейхскомиссар Гиммлер даже имел беседу со Степаном Бандерой по поводу самоопределения Львова под протекторатом Третьего Рейха и организации сопротивления украинцев частям Красной Армии.
И сопротивление оказывалось, погибли очень многие. Не в силах помешать советским войскам проводить операции, бандеровцы отличались особенной жестокостью к пленным и тем из местных жителей, кто приветствовал красный флаг.
Помню, раз вышли к деревне, где ранее бандеровцы побывали. Страшное зрелище, как после немцев. Кругом следы разгрома, пух-перья летают, скотину либо увели, либо постреляли, чтоб нашим не досталось. Дома горелые, без крыш, без окон, а возле каждого дома рядком расстрелянные семьи. Ни детей, ни стариков бандеровцы не щадили, а коммунистов и советских уполномоченных перед смертью пытали, а потом вешали на видных местах. На площади деревенской трое рядком висели: милиционер, председатель колхоза и секретарь комсомольской ячейки, на груди плакаты с надписями: «Смерть красным собакам». У эсэсовцев научились так вот казни проводить.
Был еще такой случай. В апреле 1944 года послали нас троих для связи в соседний пограничный отряд. Идем мы, автоматы наготове, утро раннее, вдруг кто стрельнет из кустов… Вдруг видим через мост старичок идет, без опаски так, будто по Москве. На тросточку опирается, в папахе, кожанка старая, полинялая вся. Мне мои товарищи шепчут, я старший был в тройке: «Это, наверно, бандеровец переодетый, надо бы стрельнуть его». Молодые были, всего боялись. А я их заставил автоматы опустить, подхожу к старичку, под козырек взял, представился как положено и попросил показать документы.
Старик не спеша красную книжечку вынул и подает мне. Я читаю, и от удивления чуть речь не пропала – Сидор Артемьевич Ковпак! Знаменитый на весь Союз руководитель советских партизанских отрядов Украины! Ему тут сам черт не брат, он у себя дома, вот и ходит без опаски. Даже бандеровцы его боялись и уважали.
Взял еще раз под козырек, спросил, не надо ли чем помочь. А Сидор Артемьевич как раз в мой полк шел, посоветоваться. Распрощались и разошлись, но этот случай я навсегда запомнил.
До 1944 года все крещенные солдаты прятали нательные кресты. А я хоть и был комсомолец и атеист, но после ряда случаев безверие мое было сильно поколеблено случаем, когда неведомый голос спас меня от бомбы. Но вот вышел указ Сталина, в котором он призывал не унижать верующих и разрешал носить царские награды. Я тогда подумал, может, Сталин тоже верит в Бога? Я тогда сходил в церковь и помолился, как умел: «Господи, помоги, сбереги мое здоровье», перекрестился и с тех пор стал носить крест открыто.
За бои против бандеровцев нам медалей и наград не давали. Премировали часами «Кировец». И к концу операции уже каждый из нас с такими часами ходил, некоторые с двумя-тремя. Меняли их у маршевых полков, идущих на фронт, и у населения на самогон, на еду, на вещи всякие – спички, нитки да табак.
После «болотных» боев на Западной Украине нас перебазировали в город Ковыль, в августе 1944 года. Там мы вволю помылись в бане, привели себя в порядок, получили новое обмундирование, в том числе сапоги вместо обмоток, и синие фуражки. Бандеровцы, затхлые болота, Западная Украина – все это осталось позади…
Глава 26. Польша
Потом через Брест нас повезли в Люблин. Началась освободительная война в Польше. Польша к тому времени была наполовину красная, наполовину белая. Социалистическая партия формировала новое правительство. Наша задача – его охранять. Некоторые паны и шляхтичи не любили красных так же, как немцев.
Одной из видных фигур польских социалистов в правительстве была писательница Ванда Василевская. У нее в квартире мы дежурили посменно. У нее я увидел прославленных героев – генерала Рокоссовского и маршала Жукова.
Рокоссовский был подтянут и строен, очень красив и всегда приветлив. Отутюженный, заправленный. Мог и за руку поздороваться. Отличался легким веселым нравом, чего не сказать о маршале Жукове. Он был угрюм, приземист, с мощным торсом, всегда в своих мыслях. На приветствие не отвечал. Проходил как мимо статуй под мои крики: «Здравия желаю, товарищ маршал Советского Союза, докладывает дежурный командир отделения Василий Иванов!»