–– Почему вы так поступили, товарищ секретарь? Разве это не наше личное дело общаться или же не общаться друг с другом? – возмутились эти товарищи.
–– Вы ответственные лица, а ведете себя, как дети. По долгу службы вы должны взаимодействовать, а не посторонних людей мучить. Не можете сотрудничать, то учитесь смирятся, на то вам власть дана, – таков был им мой ответ.
Начальника милиции после этого сняли с должности, второго оставили с предупреждением в личном деле. Стали считаться с мнением партии, прислушиваться к моим словам.
Затаили обиженные на меня злобу.
И однажды, после выхода указа Хрущева о «пятитысячниках» мы проводили собрание по этому вопросу – кого из партийных лидеров выдвинуть для помощи колхозам. Тут они возьми и предложи меня. Да еще обставили так вкрадчиво.
–– Товарищ Иванов общественными силами построил общежитие в колхозе, контору милицейскую расширил, просветительскую деятельность развернул. Такому деятельному человеку самое место в колхозе. Он из отстающего колхоза передовой сделает!
Лишь бы, значит, меня убрать…
Вижу я, что их дело выгорит, потому что не противоречат партийной линии, а вроде как даже ее поддерживают. Проголосовали «за» это предложение, большинством голосов утвердили мою кандидатуру. А я про себя подумал: «Не бывать этому»!
Поехал я в Якутск. Пробился на прием к Подгаевскому. Вызвал он кого-то из отдела кадров:
–– Есть ли у вас свободные вакансии? Если имеется, товарища направьте, – распорядился.
–– Есть место начальника милиции в Усть-Нере, – рапортуют из отдела кадров.
Я испугался, ведь пишу по-русски до сих пор неважно, да и далеко от родных мест. Так и так, говорю, благодарствуйте, но не могу я. Рассердился тогда Подгаевский.
–– А ты думаешь у нас должности на дороге валяются? Для тебя одного министерство работает?
Тут я ему и рассказал, что меня в колхоз хотят отправить, в отстающий. Там работа такая, что с моей контузией долго не заработаешься, да еще и с семьей.
Вызвал Подгаевский моего тогдашнего «знакомца» Атласова.
–– Скажите, капитан, у нас в Якутске есть какая-нибудь свободная должность?
–– Новый отдел создается против тунеядства…
Я как услышал это слово, подумал: «Неужто для тунеядцев еще какие-то отделы создают?» Задачи размытые, ответственности много, а толку мало. Тунеядство не партийными приказами изживать надо, а личным примером на производствах да стимулированием. Не хотелось бы мне в таком отделе работать, но выбирать было не из чего: либо отстающий колхоз, либо тунеядцы.
–– Когда к работе приступать? – спрашиваю у Атласова.
–– В Мархе дом купили под штаб. Будет вас четыре человека в отделе. Поедешь туда, спросишь заместителя начальника отдела – товарища Сивцева…
Оказалось, я знал этого человека. У нас с ним были весьма недружеские с ним отношения, еще с давних времен, как я в тюрьме работал. Я попросил время подумать и вышел из министерства. Иду и думаю, может, все-таки согласиться?
Быть бы мне в отделе тунеядства, если бы не одна случайность.
Еду в автобусе, переживаю, думаю… И тут с мужиком знакомым одним разговорился. Бронислав, так его звали, узнав о моих перипетиях, тут же посоветовал:
–– Я сам из Ленска, а сейчас в Мирный еду. Там дивизион создают по охране алмазов на разработках. Вакансий полно и участковые тоже нужны! Прям позарез!
Меня как будто в сердце кто-то толкнул, сразу понял – вот он, шанс! Вот так, совершенно случайно я принял решение, которое полностью перевернуло мою судьбу. Переезд в строящийся город, алмазную столицу Южной Якутии, стал судьбоносным решением, о котором я никогда в своей жизни не сожалел.
Глава 11. Мирный
20 июля 1959 года я написал заявление министерству, в котором просил отправить меня работать в Мирный. Мирный тогда еще не был городом, он только строился. Люди жили там в палатках, потому мне посоветовали оставить семью в Вилюйске, пока все не устроится. Но я знал, что не смогу оставить жену и детей.
Через семь дней получил телеграмму: «Командировать Иванова в Мирный в распоряжение командира дивизиона такого-то и райкома партии». За четыре дня мы сдали дом, продали скарб, который невозможно было увезти в Мирный. На человека, без разницы, взрослый или ребенок, можно было взять всего лишь 75 килограммов груза. Взяли мы с собой кровати, одно кресло, одежду всякую, посуду, чтобы детям было на чем спать и сидеть. Миру оставили у бабушки с дедушкой, Шуриных родителей, а сами с женой и пятью остальными детьми (младшая дочка еще не родилась) оставили родной Вилюй.