– Сама такаааааая, – подвывала другая.
Я, наконец, встал, отряхнулся и подошел к ним:
– Всё нормально? Нужна помо… Катя?
Да, Катьку я знал давно и пересекались мы с ней в Краснодаре, когда я еще был связан с миром местного колхозного «фешена». Красивая, стройная, она привлекала меня, но была не то чтобы недостижимой, скорее ненужной мечтой. Мы пару раз общались с ней, были на мероприятиях вместе, потом она исчезла и только по её аккаунту в «Инстаграме» можно было понять, что с ней происходило в эти три года. Она меня узнала, хоть и не сразу, но продолжила рыдать, поблагодарила и махнула рукой. Тут было ясно, что ничем не поможешь. Помешкавшись, мы с Мишкой двинулись дальше. Молча.
Танька сияла улыбкой и едва ли обратила внимание на моё отсутствие. Она продолжала гулять, шутить и веселиться. Или делала вид? Не знаю. Время рассудит или нет, или это так и останется тайной. Маленький серебристый песок с неба начал сыпаться порывисто и отрешенно, укрывая балконы московских высоток и заметая следы трех девчонок. За ними плелась дворняжка – редкая московская сука и пару кобелей: Мишка и я.
Сука лаяла, выпрашивая кусок докторской или хотя бы сосисочку, а мы с Мишкой сопели, пыхтели и часто выдыхали влажный теплый воздух из ноздрей. Наверное, со стороны мы были похожи на молодых бычков, участь которых плестись со злобной мордой туда, куда их отправит хозяин: на бойню, пожирать овёс или к тёлкам.
– Таня! Эй, погоди, – на финише, перед Таней я выкрикнул что есть сил её имя и изобразил, что бегу, – Подожди, что же вы так бы..
– Ой, а мы вас потеряли. – улыбалась Танюша, – Где вы были?
– Сзади плелись… Куда теперь?
– Мы решили в пивную, давайте в «Харатс»!
Идём. Мерзкая пивнушка, сеть из Питера, разливающая шлак из подмосковных пивоварен под брендами европейскими. За дорого. Ненавидел это место ещё в Краснодаре. Одно в нем хорошо: закос под ирландский паб достаточно натуралистичный: всё в мелкой плитке, окошки размеров модных в средневековье, столы для стоящих, столы для сидящих, зеленый фасад с краповыми полосками, резные навесы и пару этажей, чтобы можно было в пьяном умате здорово упасть вниз и не разбиться, но получить от судьбы знак – «не пей»! В Москве такой паб оказался ещё более блевотного вида: фасад, как у магазина «Магнит» – из дорогого только бренд, из дешевого – всё остальное.
– Ах, барин! Ах… Ну, куда вы меня такую… Зачем я Вам… Пущай погибну тут, сгину. Пустите…
Николай Николаевич Пролесков, пыхтел, сопел и красной мордой своей выказывал недовольство, даже хотел скинуть песцовый полушубок наземь, чтобы не мешал. Но не скидывал, а продолжал тащить Машку за руку по Покровке. Зима выдалась студёная, воздух словно бы звенел от мороза и на улице было темно. Управа давным-давно завела традицию в полнолуние фонари не жечь. Редких прохожих Пролесков отпихивал грузным телом, а то и сильным, большим кулаком свободной левой руки. Машка уже и кричать перестала только беспомощно болталась, сбиваясь с ног и то и дело тащась по брусчатке стонала. Вся одежда её растрепалась, волосы выбились из-под пухового платка, щёки, облитые застывающими слезами жалобно шевелились. Очерченные редкими для простушки дворовой правильными, тонкими скулами, они и были первым предметом вожделения Пролескова. Ими он любовался в первую их встречу в Туле, шесть лет назад. Потом он взял её в прислугу и позже, прижав в кухне обещал жениться: «Женюсь на тебе, щёки эти вовек будут моими, ma cheri!». Так и не отставал от крестьянской дочери, рискуя потерять уважение в обществе, наследство и всё на свете ради законного обладания ею. Нынче Николай был изрядно накачен Demi-Sec MOЁТ, что русскому более понятно, как полусухое шампанское. Машке было совсем ничего не понятно и хотелось в Тулу. Николай Николаевич же, не видя ничего перед собой продолжал её тащить в сторону обратную от Тулы: «В Петербург тебя увезу, дура, а там и Финляндия рядом, уедем, слышишь!»
– Что ты сказала?
– Ничего, – удивилась Танька. – Заходи говорю.
– Не пройдет он с сумкой! – качал головой охранник, страж порядка и нравственности, огромный мужчина в черном свитере, как у спецназовцев из сериала «Спецназ».
– У входа оставим, командир, – панибратское обращение, как попытка подружиться с амбалом у меня иногда проканывало и тут получилось.
– Ладно, заходи.
Звяк.
– А что там у тебя? – остановил нас снова амбал.
– Бутылка коньяку. Всё распить не можем.
– Не со своим нельзя. Или оставь здесь или выпей. Здесь.
– Здесь??
– Да, здесь!
Таня расхохоталась:
– Ну, я то можно хоть зайду, а то холодно.
– Ты? Заходи, – протянул амбал и впустил в «Харатс» трех наших спутниц.