– эээ, мужики! Вы чего!
Мужики пришли в себя, очнулись:
– Это Покровка?
– да, – кивнул амбал
– Шестой дом?
– Да, – начинал злиться охранник.
Мужики бросили ломать дверь. Отряхнули руки и ушли спокойно, словно бы две минуты назад они и не бегали ни за кем по подворотням.
– А чё случилось, мужики?
Они молча продолжили уходить.
– Дай сюда! – рука из темноты вцепилась в мою руку, крепко сжала её и вырвала бутылку коньяка.
– Эээ.. Мужик!
Из темноты выглянуло лицо. Я невольно отшатнулся от перил, за которыми скрывалась фигура. Через всё лицо у мужика был шрам и казалось не было куска носа. Жутко оскалился мужик и вернувшись в темноту стал глотать из бутылка:
– Хорош коньяк! Хорош! Дай бог вам всем здоровья.
Звяк. Бутылка упала на землю, дверь скрипнула и всё затихло.
«Голос Москвы». Выпуск № 52 (612) от 17 января 1913 года. «Сего дня, около полуночи по ул. Покровке, у входа в мясную лавку, располагающуюся в доме нумер 6, произошло при странных обстоятельствах чрезвычайное происшествие. Разгуливающий в непристойном виде гражданин, позднее установлено, что это дворянин Н.Н. Полевский, бросался на прохожих и издавая жуткие, животные звуки, распугивал редких прохожих. В момент, подкравшись к казачьему патрулю, указанное лицо попыталось взобраться на лошадь. От неожиданности нападения, рядовой казак Неклюдов А. выхватил шашку и ударил нападавшего. Полевский скончался на месте. Ведется следствие».
Часть 5. УХОДЯ
Замечали, что со временем? Говорят, священники не успевают прочитать свои тропари за то время, которое им обычно отводится. Скажем, если раньше пасхальная служба заканчивалась в 7 утра, то теперь и к 8 не успевают. Значит, земля вертится всё быстрее и мы с ней. Куда мы все спешим, зачем? Что отведено, то отведено и тут не поспоришь. Сколько бы не старался, быстрее не получится. Быстрее, чем задумала судьба. Говорят, даже сдохнуть не даёт судьба раньше назначенного времени. Но есть те, кто всё равно с ней борется, тягается, пытается преодолеть и ведь побеждает же. Упорству храбрых поём мы песни.
Смирению научила меня лень. Такой получился характер. Восьмая пощечина судьбы или предчувствие бесперспективности и я теряю желание бороться. Даже за любовь, которая меня так сильно завлекла. Или не любовь эта была?
Турбина всё крутится – прогревает двигатели наш самолёт. Дребезжит пластик, щелкают закрылки. Бежать с места? Открыть дверь и вернуться? Нет, это для фильмов. Я не Андрей Миронов, а она не Антония Сантилли, да и нет её, Тани, здесь, в здании аэровокзала. Провожать она нас не пришла и вообще даже не известно, где она, добралась ли вчера до своего Южного Бутова. Не знаю. Больше ни одного сообщения, звонка, телеграммы, письма, ничего. Будто сон.
Сон вроде того, что сейчас видит Мишка. Он храпит рядом, через проход от меня. Мы еще не взлетели, а он уже храпит. Сволочь. Уснул ещё в метро, так почти всё время и спит. Что такое? Почему не взлетаем? А, антиобледенитель. Нас поливают, как на автоматической мойке машин. По стеклу течёт пенообразная жидкость. Она рисует на иллюминаторах разводы, на которых можно гадать человеку с большой фантазией. Как на кофейной гуще. А какая разница. Ведь если судьба захочет, она даст знак посредством чего угодно. Ей плевать, она всё может. Но в разводах зайцы, стаканы, рельсы. Вместе всё это ничего не значит. Да и по отдельности.
Зайка, милый зайка скачет по лесной опушке. Вокруг Москвы всё еще есть леса. Это у нас степь голая, перекати поле, а у них тут леса. Удивительные, непривычные южанам. То сосновый бор, то ореховая роща, то редкие крепкие берёзы, хаотично натыканные кругом.
Like a child a play… Before… Discloses… Слышится из одного сиплого динамика. Старая BMW, года эдак 85-го производства. Открыта одна дверь, пассажирская и багажник. От двери по грязево-снежной смеси тянутся две борозды, словно бы что-то тащили. Тяжелое и не очень ценное. Тащили к канаве, в которой теперь лежит Аня. Студентка пятого курса МГУ, отличница за деньги, медалистка по знакомству. Всё в её жизни делал кто-то и зачем-то, не спрашивая её. Ей не приходилось думать совсем и она этому была рада – не хотелось. Первый курс, общага, новые друзья, парень какой-то мутный не понятно кто по национальности, выпивка, ещё парень, выпивка и не заметно она стала спускаться по социальной лестнице в подвал. Ей было на всё плевать, она была нигилисткой, но не подозревала, что это значит. Училась на журфаке. Второй курс, первый пакетик. Маленький, с белым порошком. Поцелуй с девочкой. Зачем? С родителями разругалась. Деньги наличкой давать перестали. Только за учёбу исправно платили официально и нет. А деньги ведь нужны, необходимы. Она не будет унижаться – она самостоятельная, взрослая МОСКВИЧКА. И откуда их тогда, проклятые, взять? Бесит всё. И этот журфак надоел. Порезы на руках. Глубокие борозды – шрамы остались навсегда. Хорошо хоть не по венам резала. Когда спрашивают, зачем? Улыбается. Зачем она тут – не знает опять. А куда идти работать? Продавец? Промоутер? Всё «фу». Даже в модельное не хотелось – это не для неё. Четвёртый курс. Альберт. Высокий молодой человек с шикарной улыбкой. Сын каких-то богатеев. Вечно «на движняках», вечно бегает, суетится. Ездит на новом «мерсе», пьёт дорогое шампанское, всех угощает, все девчонки его. Да только странноватый. Припадки случаются, глаза бегают, зрачки какие-то не естественные. Как два блюдца в гостях у чеширского кота. И зачем он пришёл? Что? Помочь? Как? Альберт вошел в комнату, когда Анечка только вышла из душа. Она стояла перед ним в одном полотенце и сжимала в руках фен. Который волосы сушит. В комнате никого. Ты что, козёл. Мне спать предлагаешь с тобой? Да, нет? Заработать? Много? Ну, хорошо.