— И в постели он вовсе не «скучноват», как ты выражаешься. Если хочешь знать, Крейг — великолепный любовник! И не его вина, что…
Бритт осеклась. Она и так сказала слишком много. Увидев, что Дэвид, по своему обыкновению, посмеивается над ней, Бритт почувствовала, что ее охватывает ярость. Схватив диванную подушку, она с силой швырнула в него. Издав театральный стон, Дэвид прижал руки к животу и свалился на пол, притворно корчась от боли.
Казалось бы, эти ужимки должны были насмешить Бритт, однако ее гнев лишь усилился от его шутовства. Ведь она была искренна и открыла перед ним свою душу…
Оглянувшись в поисках дополнительных «снарядов» и не найдя ничего лучше подушек, она буквально забросала ими Дэвида. Вначале он шутливо отбивался, но увидев, что Бритт потянулась за пепельницей, схватил ее за руку и прижал к полу.
Он был настроен решительно и сделал это с такой силой, что Бритт почувствовала себя обезоруженной.
— Ну что, тигрица, успокоилась? — прошептал он ей на ухо.
— Да, — отдышавшись, бросила она в ответ. — Жаль только, что я не могу дотянуться до твоего лица. Так и вцепилась бы в эту наглую ухмылку!
— И часто тебе приходят в голову подобные желания?
— До сих пор ни разу не приходили. Правда, до сих пор я не встречала такого противного субъекта, как ты, Дэвид Джордан!
— Понятно. Значит, мое общество приятно разнообразит твою жизнь, — с иронией произнес он.
Она хотела ответить ему в том же насмешливом тоне, но Дэвид закрыл ей рот поцелуем. Бритт попыталась сопротивляться, но вдруг почувствовала, как весь ее гнев куда-то улетучился, и в следующее мгновение она уже отвечала на его поцелуй со всей силой долго сдерживаемой страсти.
Он раздевал ее нарочито медленно, умело разжигая страсть ласками и поцелуями. Казалось, его губы находили самые сокровенные точки ее тела, и от этих нежных прикосновений у Бритт закружилась голова. Она сразу поняла, что Дэвид весьма искушен в любовной игре.
Впрочем, сейчас это не имело ровно никакого значения. Долгое воздержание сделало ее ненасытной. Все сомнения и колебания куда-то исчезли, а тело купалось в наслаждении, которое дарил ей любовник. С готовностью отвечая на его ласки и поцелуи, она чувствовала, что время перестало существовать, а неистовый жар, охватывающий ее тело, обещал бездну наслаждения.
Страсть все нарастала. Волны неистового желания сотрясали тело Бритт. Она была не в силах больше сдерживаться, и с губ ее сорвался ликующий крик.
Потом они лежали рядом, утомленные тем, что только что испытали. Руки Дэвида, теперь ставшие такими родными, обнимали Бритт, а его губы покрывали ее шею нежными поцелуями. Но почему же она не чувствовала полного удовлетворения, как это бывало после близости с Крейгом?
Она помнила тело мужа до мельчайших подробностей — его гладкую кожу, слабый пряный запах, присущий только ему, такой волнующий, что он сводил ее с ума, вкус его поцелуев, ощущение его тела рядом со своим, когда они вот так же лежали рядом…
Помнила Бритт и другое — каким нежным бывал поцелуй Крейга после того, как они заканчивали любовную игру. Почему же она не чувствовала того же по отношению к Дэвиду — ведь он, без сомнения, разбудил ее чувственность до такой степени, что она познала вершины блаженства, на которые никогда доселе не поднималась ни с кем, даже с Крейгом? Это казалось непонятным — и несправедливым.
«А может быть, это вообще неважно», — внезапно подумала Бритт, раздосадованная тем, какие неподходящие мысли лезут ей в голову. В конце концов она не девочка, ищущая романтической любви…
Дэвид приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.
— А ведь тебя все еще влечет туда, в Огайо, — неожиданно сказал он. — Ты сама-то это понимаешь?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты все еще любишь своего мужа. Только что ты выкрикнула его имя, Тани.
— О Господи… Извини, Дэвид. Просто он… ведь он был моим единственным возлюбленным целых четыре года. Ты же не обиделся, правда?
— Обиделся? Да нет… Просто вдруг почувствовал, что ревную тебя к нему, — признался Дэвид.
— Не надо. Там все кончено, Дэвид. Я хочу забыть прошлое и быть только с тобой.
— Вряд ли тебе это удастся, Тани — а вернее, Бритт. Ведь так тебя зовут? И именно Бритт все еще любит своего мужа. Такое разом не покончишь. Даже если ваш брак дал трещину, ты все равно продолжаешь любить мужа. Ведь он не виноват…
— Я никогда его и не обвиняла.
— Ты так думаешь? Я бы этого не сказал… Почему же тогда ты поступила с ним так жестоко?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты позволила ему думать, что погибла. И теперь он вынужден мучиться сознанием того, что в тот момент, когда он занимался любовью с другой женщиной, ты умирала в этом самолете. Ты действительно считаешь, что он заслужил такое суровое наказание?
— Но в твоих словах нет ни слова правды! Я поступила так потому, что решила — это единственный и самый легкий выход для всех нас — меня, Крейга, Стефани, Юнис… Может быть, я приняла неверное решение, но вовсе не собиралась причинять Крейгу боль. Я только хотела, чтобы все это осталось в прошлом. Хотела начать новую жизнь…
Говоря эти слова, Бритт внезапно почувствовала, как неубедительно они звучат даже для нее. Она запнулась и уставилась на Дэвида.
— Но если я такая плохая, почему же ты сейчас здесь, рядом со мной? Почему бы тебе не уйти, не оставить меня в покое?
— Вообще-то я у себя дома, — спокойно напомнил он, — и ты вовсе не плохая, Бритт. Твоя боль по-человечески понятна. Я хотел бы укрыть тебя в своих объятиях и защитить от этой боли. Но не могу. Не могу воспользоваться твоим одиночеством, твоей беззащитностью… Ты все еще грустишь о своем муже, Бритт, и пока ты не поедешь в Огайо и не выяснишь все до конца, тебе не избавиться от прошлого. А без этого невозможно начать новую жизнь…
Бритт хотела возразить, что весь этот год прекрасно обходилась без его советов, не нуждается в них и теперь. Но это было бы неправдой.
Она молча встала, оделась, вежливо поблагодарила Дэвида за прекрасный ужин и взяла на руки Бродягу, который мирно почивал на столе, переваривая обильный, острый ужин. Она ни словом не обмолвилась о том, когда они снова увидятся, и Дэвид не стал спрашивать. Он не старался удержать Бритт, лишь нежно поцеловал ее в щеку и печально улыбнулся, глядя ей вслед.
Вернувшись домой, Бритт долго не могла уснуть. События прошедшего вечера прокручивались у нее в голове, как немое кино, а в ушах все еще стояли прощальные слова Дэвида. Почему она не может влюбиться в этого прекрасного человека? Почему испытывает к нему лишь простую симпатию да еще благодарность за все, что он для нее сделал? И то, как он объяснил причину ее нежелания объявить Крейгу, что она жива… Неужели он прав? Не хотела ли она, пусть подсознательно, заставить мужа страдать так же, как он заставил страдать ее?..
Неужели и впрямь эта мука не кончится до тех пор, пока она не съездит в Огайо и не объяснится с Крейгом начистоту? Наверное, она должна это сделать — ради себя и ради него. Может быть, тогда она сможет, наконец, порвать с прошлым и начать новую жизнь с Дэвидом…
Бритт все еще не могла уснуть, когда зазвонил будильник.
Она встала, оделась, выпила кофе, накормила Бродягу… А потом решительным шагом направилась к телефону, позвонила в аэропорт и заказала билет на утренний рейс до Колумбуса.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Бритт не ожидала увидеть прежний Дуглас-Гроув. Сама она так изменилась за прошедшие полтора года, что ей казалось естественным, что и город стал другим. Однако его широкие улицы, обсаженные вековыми дубами, кленами и липами, были так же тихи и немного печальны. Внушительные ухоженные особняки с роскошными газонами, стоявшие в глубине улиц в окружении зелени, выглядели такими же солидными и вечными, словно с ними ничего не могло случиться, даже если бы весь мир провалился в тартарары. Дети все так же играли в мяч на пустыре рядом с автобусной остановкой, а услышав далекий гудок поезда, Бритт вдруг почувствовала себя такой же одинокой и несчастной, как и в тот апрельский день, когда Крейг вез ее в Колумбус к самолету, на котором она должна была лететь в Сан-Франциско.