Бритт вскочила, задетая до глубины души его словами, и гневно воскликнула:
— Послушай, Дэвид, это уже слишком! Моя личная жизнь принадлежит только мне. Какое ты имеешь право задавать мне подобные вопросы?
— Никакого, разумеется, если не считать правом то, что ты мне небезразлична. В те годы, о которых ты умалчиваешь, в твоей жизни произошло что-то такое, что до сих пор тебя мучает, не дает покоя. Я вижу, что ты не прочь завести со мной роман. Казалось бы, для мужчины этого должно быть достаточно. Но мне нужно нечто большее… Пойми, Тани, я люблю тебя, и мне не все равно, как ты ко мне относишься!
Бритт молчала. Не в силах поднять глаза на Дэвида, она упорно не отводила взгляда от Бродяги, который, усевшись на середину стола, лакомился остывшим чили, запуская лапу прямо в сковородку. Мысли ее где-то блуждали. Глядя, как жадно кот набросился на переперченное блюдо, Бритт вдруг подумала, что, живя с Дэвидом, он, очевидно, привык к такой неподходящей для животного пище.
Молчание становилось гнетущим. Взглянув на Дэвида, Бритт увидела, что он внимательно смотрит на нее и ждет ответа. Поскольку было очевидно, что выдержки у него гораздо больше, чем у нее, а значит, ей придется заговорить первой, Бритт передернула плечами и сердито воскликнула:
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь! Обещаний? Но ты сам понимаешь, что слова ничего не значат. А кроме того, я не могу тебе ничего обещать, даже если бы хотела…
— Из-за ошибок, которые ты в прошлом совершила, да? — Он не сводил с нее проницательных глаз. — Скажи, Тани, ты замужем?
Она собралась было снова вспылить, накинуться на него, крикнуть, чтобы он не совал нос не в свое дело. Но вместо этого неожиданно для себя самой начала говорить совсем о другом. Словно рухнули какие-то барьеры, и теперь ничто не мешало Бритт поведать Дэвиду правду.
Рассказ ее не был коротким, потому что она решила ничего не утаивать. Бритт рассказала Дэвиду о Крейге — о том, как встретила и полюбила его, об их скромной свадьбе, о том, как постепенно отношения между ними становились все более натянутыми, о том, наконец, какую нечеловеческую боль она испытала, узнав о связи мужа со Стефани.
Слова лились неудержимым потоком. Под конец, видимо, не в силах остановиться, Бритт рассказала об авиакатастрофе, которой ей удалось чудом избежать, и о своем решении раз и навсегда покончить с прошлым и начать новую жизнь.
Закончив, она бессильно откинулась на спинку дивана, чувствуя себя так, словно пробежала марафон. Она с трепетом ждала, что скажет Дэвид. Наверняка у этого человека, который способен пожалеть Мэри-Тележку и полусумасшедшего поэта, найдутся слова утешения и для нее.
Однако слова Дэвида поразили ее.
— Ты сдалась, Тани, даже не дав себе труда хоть немного побороться за свое семейное счастье. Твой муж — неважно, по какой причине — увлекся другой женщиной. Что-то между вами разладилось, ну, он и… загулял. Но ведь тогда, пять лет назад, он выбрал тебя! А ведь до встречи с тобой он прожил под одной крышей с этой, как ее… Стефани несколько лет, правильно? Тебе никогда не приходило в голову, почему он не женился на ней, почему ему была нужна именно ты? И почему он, не дав тебе опомниться, тут же предложил выйти за него замуж? Может быть, потому, что боялся — если он вначале привезет тебя домой, ваши отношения будут испорчены? Возможно, у него уже были в жизни такие случаи…
На секунду Дэвид задумался.
— Ты говоришь, что после приезда в Огайо он очень переменился. А может быть, не только он? Может быть, ты — и даже в большей степени ты? Вспомни те годы. Легко ли тебе жилось в одном доме с его матерью и невесткой?
Этого Бритт никак не ожидала. Первым ее побуждением было крикнуть, чтобы он убирался к черту и не лез в ее жизнь. Но ведь, рассказав ему о себе, она, бесспорно, дала Дэвиду право задавать неудобные вопросы и иметь свое мнение о том, что с ней произошло.
— Да, ты прав, я чувствовала себя там совершенно чужой, — наконец призналась она. — Я все ждала, когда Крейг скажет, что наш брак был ошибкой. А ведь это так и есть! Я не вписывалась в этот дом, где все напоминало о разнице в нашем происхождении и положении. Когда я спускалась по лестнице и смотрела на портреты многочисленных предков Крейга, мне казалось, что они осуждают меня, даже ненавидят…