Бритт взглянула на Крейга. На его лице застыло странное выражение. Вспоминал ли он, что именно после обеда с Эквайерами она сбежала на Мауи?
С того достопамятного вечера Бритт много размышляла над тем, что тогда произошло, и многое ей стало ясно. Путаница с заказами в овощном и цветочном магазине, звонок миссис Эквайер, о котором ей почему-то забыли сообщить, пересоленный суп — все эти мелочи не могли быть простым совпадением. Стефани явно пыталась выставить ее в невыгодном свете, и избежать этого Бритт удалось лишь благодаря своевременной помощи миссис О'Брайен и миссис Эквайер. Ну и, конечно, ей просто повезло. Если бы ситуация повторилась, она действовала бы иначе…
Внезапно ей пришла в голову мысль, заставившая Бритт улыбнуться.
— Я думаю, мне нужно вести себя, как обычно — это будет лучшим доказательством того, что со мной все в порядке, — сказала она. — Почему бы мне самой не заняться подготовкой обеда? Тогда сами собой утихнут слухи о том, что у меня нелады со здоровьем или что между мною и Крейгом что-то не так.
Она боялась, что Юнис начнет возражать, но свекровь одобрительно кивнула.
— Весьма разумная мысль, Бриттани. Тогда никому и в голову не придет заподозрить, что вы намеренно скрывались все это время.
Она перевела взгляд на старшую невестку.
— Конечно, дорогая, вы тоже должны помочь нам пресечь эти нелепые сплетни. В такие минуты семья должна держаться вместе.
На лице Стефани отразилась внутренняя борьба. Она пробормотала, что постарается, но Бритт была уверена, что невестка не упустит случая не развеять, а наоборот, посеять слухи.
Как и следовало ожидать, следующие несколько дней оказались нелегкими. Верная своему слову, Юнис связалась с редакцией «Курьера» и ненавязчиво напомнила издателю о его долге по отношению к семейству Дугласов. В тот же день явился репортер, чтобы взять интервью у Бритт. Он был весьма любезен, хотя в некоторых его вопросах проскальзывал скептицизм.
Собравшись с духом, Бритт поведала журналисту, какой шок она пережила, так близко соприкоснувшись со смертью, когда самолет, на котором она летела, упал в море и почти все пассажиры погибли.
— Мне кажется, у меня на какое-то время помутился разум. Некоторые события полностью выпали из памяти… Помню только, что я бродила по городу, как в тумане, и думала только об одном… Я чувствовала себя виноватой, что осталась жива, когда столько людей — а ведь среди них были дети! — погибло, — рассказывала Бритт.
Эта часть ее истории была сущей правдой, и она почувствовала себя гораздо уверенней.
— Не знаю, сколько времени прошло, но в конце концов я очутилась в Сосалито. Я совершенно не помнила, что со мной случилось, а последние четыре года вообще выпали из памяти. К тому же я где-то потеряла бумажник… В отчаянии я забрела на какой-то склад, чтобы попросить помощи, и там познакомилась со Стеллой Слански…
Бритт принялась рассказывать, как Стелла предложила ей работу на комбинате, как была добра к ней. Здесь все пошло гладко, потому что Бритт говорила правду. К тому времени, как она закончила свою историю, описав, как к ней чудесным образом возвратилась память, чувствовалось, что репортер, поначалу настроенный несколько скептически, в конце концов поверил всему, что услышал.
И только когда он ушел, оставив Бритт наедине с Крейгом, молодая женщина почувствовала, что от волнения так сжала кулаки, что у нее даже заболели пальцы. Она ожидала от мужа слов одобрения — вот, мол, как здорово она умеет врать, — но вместо этого он коротко заметил, что ей, похоже, надо выпить, чтобы успокоиться, и принес жене стакан шерри.
Если встреча с репортером была подлинным испытанием для Бритт, то радушное приветствие миссис О'Брайен искренне порадовало ее, хотя одновременно Бритт почувствовала себя виноватой.
— Я одна не верила, что вы погибли, — торжествующе возвестила кухарка, утерев слезы. — «Попомните мои слова, — сказала я мистеру Крейгу, когда услышала эту новость, — эта девочка рано или поздно непременно объявится. Если бы она действительно умерла, я бы это почувствовала, а чутье мне подсказывает, что она жива. Чутье еще ни разу меня не подводило!» Если бы он только меня послушал… А то ведь весь извелся от горя, бедняжка! Бродил по дому, как привидение, ничего в рот не брал, ни с кем не разговаривал. И так почти целый год…