За работу в школе (с 1928 года стал преподавать в средней школе) меня премировали путевкой на курорт. Это почти испугало! Лишить себя солнечного лета, уехать от солнечных ночей! От подобной "награды" я отказался.
В 1924 году в сб. "На Северной Двине" напечатана сказка "Не любо -- не слушай" ("Морожены песни"). Сказка пошла в ход. Ее передавали по радио. Не раз рассказчики пытались присвоить авторство. По этой причине я настаиваю на названии сборников сказок "Сказки Писахова". Проведя почти всю жизнь впроголодь, я хочу хотя бы авторство своих сказок за собой уберечь. Сказки попали в "30 дней", редактор Безруких П. Е. Внимание "30 дней" дало толчок моим сказкам. Днем занимался в школе или живописью, а ночи отдавал сказкам.
-- Сто рублей довольно?
-- Сто? Ну куда я с ними?! Да сто рублей мало, чтобы нанять хорошую мастерскую.
ЕКАТЕРИНА КОНСТАНТИНОВНА
Дом на углу по старому названию Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы. Фасад дома облеплен "мавританским стилем". Какие квартиры за окнами, выходящими на улицы, не знаю. Знаю темные сырые квартиры окнами во двор. На воротах зеленые бумажки: "Сдаются комнаты". На белых клочках пишется об углах. Грязная лестница, ободранная дверь -- "мавританский стиль" сюда не дошел.
"Угол" в темном коридоре. На ящике можно спать. Коридор освещается маленькой керосиновой лампой. Читать нельзя. Угол не для занятий -- только спать. Цена -- 1 руб. 75 к. в месяц. Устроился. Через месяц переехал в кухню -- плата 2 р. 25 к. В кухне есть окно. Мое место между плитой и раковиной. Стола для меня нет. Есть ящик. Он -- кровать, и стол, и стул.
В кухне чад. Что-то пригорело... Кислый запах жареного цикория. Цикорий покупался сырой, жарился, к нему прибавлялся кофе -- это было главное питание всей семьи.
Глава семьи -- высокий дряхлый старик. Один сын неработоспособный, другой страдает жаждой к водке. Старший сын где-то работает, но у него жена, дети. Хозяйка Екатерина Константиновна -- высокая старуха, болезненная, бьется изо всех сил, чтобы как-нибудь просуществовать на какую-то мизерную пенсию мужа и на заработок шитьем. Я был таким же "капиталистом". На питание в сутки у меня было четыре копейки... Особенно трудно было к концу месяца.
У меня не было денег на стирку. Но за ящиком, на котором я жил (спал и занимался), оказывалась пара белья,-- должно быть, я уронил и забыл. В кармане пальто оказывался чистый платок, слегка смятый. То же было с воротовничками: помнится, вчера воротничок был сомнительной свежести, а сегодня чистый и хорошо выглаженный. Прошло много времени, прежде чем я догадался, что Екатерина Константиновна стирала белье, платки, воротнички и подбрасывала мне. Такая забота, такая деликатная забота от старухи, замученной нуждой.
Раз Екатерина Константиновна мыла пол в своей комнате. Вышла мыть в коридор, но сил не хватило. Легла на кровать, оставив воду и вехоть. Я снял ботинки и вымыл коридор и кухню.
Екатерина Константиновна думала, что пол домыла ее невестка, жена старшего сына.
Иногда, приходя домой, я находил на подушке на бумажнике кусочек постного сахара. -- Екатерина Константиновна, откуда это? -- Я сэкономила семь копеек, купила сахару. Это ваша доля.
Это было искренне, было от сердца, и отказаться было нельзя.
ДОКТОР НАУК
1905 год. Мой первый приезд на Новую Землю. Пароход ушел. Водку выпили. Опохмелились, кто как сумел. Кто баней, кто кислым. Промышленники ушли на места промысла. В становище остались старики, старухи и ребята.
Надо устраивать свое жилье. Выстирал белье, выстирал и половики. Нашел их в сенях в углу, грязные и затоптанные, они валялись там кучей. После стирки вычистил самовар, вымыл пол. Поставил самовар греться и пошел полоскать белье.
Берег около дома оказался крутоват и довольно высок. У берега припай плотной крепкой льдиной. Выполоскал белье. Вода прозрачно-зеленоватая. Все видно до маленьких камешков, до тонких веток водорослей. Верхний пресный слой воды замерзает и разбегается стрелками. Смерил палкой,-- глубина мне почти до плеч.
Не утерпел. Разделся и прыгнул в воду. Я задохся, меня будто ледяными иголками проткнуло со всех сторон. Пробормотал: -- Бабушки, дедушки!
Но окунулся и подождал, чтобы вода надо мной успокоилась. Выскочил. Одеваться было некогда. Бросился по снежному припаю. Согреваясь, исполнял танец, названья которому нет. Говорил что-то похожее на привет морю, солнцу, ряби и дали морской.
Согревшись, надел ботинки, накинул пальто, собрал в охапку мокрое белье и сухую одежду -- и домой.
Самовар вскипел и замолчал. Я прибавил углей, и он снова весело запел. Напившись чаю, я погрузился в сон: устал за день с непривычной работы. Самое трудное для меня -- мытье полов, от него подколенки болят. Утром, едва открыл глаза, увидел соседа по комнате. -- Болен? -- Болен.
-- Что болит, что чувствуешь? -- Подожди, сейчас соображу. Проверил себя всего. -- Есть хочу.
Так два с половиной месяца и купался. Пропуски делал в дни сильных ветров, когда из дома к дому ходили с помощью протянутой веревки.
Осенью в Петербурге я почувствовал какое-то покалывание в груди. Мне посоветовали идти к доктору Науку. Сказали, что честный, внимательный и не очень дорогой -- визит 1 рубль. Наук строго сказал:
-- О таких вещах, как сердце, легкие, нельзя говорить легко,-- и внимательно меня выслушал.-- Совершенно здоровы. Чего ради пришли ко мне? Сердце и легкие в полном порядке. Я, одеваясь, рассказал о купании со льдины.
-- Раздевайтесь.-- Снова стуканье, слушанье.-- Вам родители дали громадный капитал -- здоровье. Исключительное, крепкое. Вам его надолго хватит. Ваши дедушка и бабушка, вероятно, никогда не лечились?
-- Дедушка, бабушка -- староверы и не признают докторов. И мама говорит: "Если доктора позвать, он навыдумывает разных болезней".
-- Права Ваша матушка. Передайте ей привет. Пусть и дальше живет дальше от докторов. Купаться Вы можете, только другому никому не советуйте,-- для этого надо иметь ваше сердце. У вас накожные нервные боли. А надо ли художнику лечиться от нервов? Это может походить на лечение от талантливости. Я оделся и протянул рубль за визит. -- Со здоровых не беру.